– Не нужно, – отмахнулся Воловиков.
– Около десяти часов утра труп Артемьевой обнаружен в
игрушечном домике на детской площадке, во дворе, в квадрате, образованном
домами по улицам Кутеванова, Ленина, Черепанова и Профсоюзов. Поскольку детская
площадка ближе всех к Кутеванова, да и обнаружившая, Анна Григорьевна Рыбкина,
проживала в расположенном прямо напротив площадки доме – Кутеванова,
сорок, – дело получило название «убийство на Кутеванова».
– Что за Рыбкина?
– Пенсионерка. Шла за хлебом в магазин, – Скрябин
хмыкнул. – Судя по бедной квартирке, спикеру не родственница… «Квадрат»
этот расположен примерно в километре от дома убитой. Дома она, кстати, не
ночевала, ушла около десяти вечера. «День рождения у подруги». По словам родителей,
ночи вне дома проводила отнюдь не впервые. Родители явно смирились. То ли
насквозь современные, то ли характер у девки был крутой. Там, кстати, меж мамой
и папой какой-то напряг-разлад определенно прощупывался, но время было
неподходящее разрабатывать эту зацепочку – два часа после смерти дочки… точнее,
это мы им сообщили в двенадцать дня. В общем, шок и аут. Метод убийства
идентичен. Удар твердым предметом по шее, перелом шейных позвонков, мгновенная
смерть. Потом – два удара ножом в область солнечного сплетения, по логике,
каждый из этих ударов сам по себе был смертельным. Клинок нестандартный, длина
не менее двадцати сантиметров, возможно, штык-нож советского или иностранного
армейского образца. Выражение лица – спокойное, а это, как и в случае с
Шохиной, работает на предположение, что сначала была сломана шея, а клинком
били уже потом.
– И все же не факт…
– Не факт, – согласился Скрябин. – Но режьте
вы мне голову, человек, убитый ножом, иначе выглядит. Лицо у него всегда
чуточку другое. Организм успевает среагировать на вторжение металла. Охнет,
ахнет, что влечет определенное искажение лицевых мускулов… Да, не исключено,
что убийца прекрасно владеет каким-то из видов боевой рукопашной. Время
убийства врачами определено меж семью и семью тридцатью. Кстати, в домах,
окружавших двор, ни один знакомый или знакомая Артемьевой вроде бы не проживает
– по крайней мере, мне на таковых выйти не удалось.
– Желудок?
– Поздно вечером ужинала и немного пила. Утром –
только кофе.
– Одежда?
– Черный костюм, такой в журналах мод определяется как
«деловой». Юбка, правда, чисто символическая, ну да сейчас такая мода.
Сиреневая блузка, сиреневые колготки. Все – импорт, Западная Европа, довольно
новое. Нижнее белье, как меня заверили, тоже на уровне. Австрийские сапоги,
каракулевая шубка, норковая формовка. Черная сумочка, замшевая. Содержимое:
косметичка (точный список прилагается), паспорт, сорок семь тысяч рублей в
купюрах разного достоинства, «Удар», заряженный на все пять патронов. Два
пакетика импортных презервативов, флакон «До и после», авторучка, пачка
зеленого «Соверена», красная одноразовая зажигалка, ключи от квартиры, две
пластинки жевательной резинки, очки в импортной оправе, стекла слегка
затемненные, ноль диоптрий. Золотые сережки, золотая цепочка, золотые кольца на
правой и левой руке. В крови следов наркотика нет. Одежда в полном порядке, ни
одна пуговичка не расстегнута, следов борьбы нет. На теле кое-где отыскались
легкие следы зубов и синячки, но, как говорят эксперты и как показывает мой
личный опыт, – ничего выходящего за рамки. Провела ночь с нормальным
темпераментным мужиком. Приняла душ, выпила кофейку и вышла…
– Или – мужичками? – уточнил Слава. – Что там
медицина на сей счет?
– А ничего. Если мужиков было больше единицы, то дело
все равно обстояло вполне пристойно, без хамства. Следов спермы – ни малейших.
В общем, вышла утречком, тут он ее и подловил. Ни малейшей зацепки. За три дня
обошли все до единой квартиры. Если тот, у кого она была, отмолчался, то нам
его ни за что не уличить – если возьмемся искать ее пальчики во всех этих
квартирах, к двухтысячному году в аккурат управимся…
– А если ее привезли во двор на машине? То ли еще
живую, то ли уже мертвую?
– И этого опять-таки ни подтвердить, ни опровергнуть…
Ни единого свидетеля. Вам крупно повезло, что во второй раз подвернулась такая
дамочка…
– Вот, кстати, о дамочке… – сказала Даша. –
Точнее, о ее собачке. Ты там во дворе собачников не расспрашивал? Они ж
раненько животину выводят…
– Спрашивал, – сказал Скрябин. – Собачники
детскую площадку вторую неделю обходят. У них как раз была баталия по этому
поводу. Дог забежал на площадку, разозленный родитель шваркнул в него палкой,
хозяин повредил родителю челюсть, у обоих дружки вылетели. В общем, трое с
телесными повреждениями от кулаков друг друга, четвертого малость попортил дог,
два встречных иска, участковый в работе по уши…
– Понятно… Что мама с папой? А в универе?
– Родители, говорю, в шоке и ауте. Но бочку ни на кого
персонально не катят. Девочка, как нынче водится, была скрытная, они, правда,
набросали список тех, кто бывал в доме и знаком им в лицо… Кстати, деньги у
девочки водились помимо слезок-стипендий и карманных. Родители уверяют – она
подрабатывала переводами. Я у нее на столе и в самом деле нашел начатый
перевод. Французский журнал, какая-то статья по менеджменту или прочим лизингам
– судя по страничке, которую уже перевела. Журнал французский, серьезный, ни
единой голой девочки, одни диаграммы… И сокурсники что-то такое упоминали. В
главном я для себя уяснил – нынешние студентики подрабатывают со страшной силой
отнюдь не разгрузкой вагонов, как в прошлые времена, а гонят «бизнес» все
поголовно, калымы эти запутанные донельзя, и влезать в детали как-то среди
окружавших не принято, дурной тон. Ну, что там еще в универе? Девочки ахают,
самые чувствительные смахивают слезу, мальчики пожимают плечами, и ни малейшей
зацепки. Вроде бы она ходила с Васей… да нет, Васю уже отставила, что он, как
человек современный, принял спокойно… Теперь то ли Петя, то ли Гриша… Мрак и
полная непролазность. Но не похоже вроде бы, что там кроются роковые тайны… А
вообще, нам бы агентурку потолковее среди этой молодежи, я их и не понимаю
совсем…
– Родители у нее кто?
– Папа – вольный бизнесмен. Так себе, мелкая купюра.
Еще один «купи-продай», их нынче немерено. Но кой-какой достаток наладил, мама
не работает…
– Может, на папаню наезжали допрежь того?
– Отрицает. Да и не похож он на пуганого. Коньячок
сосет, частных сыскарей, орет, найму, душу выну…
Скрябин замолчал и глянул на подполковника весьма даже
выразительно, словно спрашивал: «Ну что меня дальше-то мотать?»
– Вопросы есть? – спросил он. – Бумаги все –
вот они…
– Нет вопросов, – ответила за всех Даша. –
Гуляй, счастливчик…
– Начальство аналогичного мнения, – сказал
Воловиков отрешенно.
