– Прекрасно! – подняла голову Хрумкина. –
Отлично просто, Дашенька… можно, я буду попросту?
Даша со смущенным видом пожала плечиком – в том смысле, что
почему бы и нет? И скромно поинтересовалась:
– Значит, вам подходит?
– Ну разумеется! – воскликнула Хрумкина, глядя на
нее, как ребеночек-сластена на нетонущий «Милки Уэй». – Вы просто молодец,
Дашенька, сразу вам скажу – есть все шансы на долгое и, я надеюсь, приятное
сотрудничество…
И одарила таким взглядом, что Даша забеспокоилась, ожидая
немедленного приглашения в расположенный совсем неподалеку дамский туалет.
Обошлось, однако. Хрумкина, похоже, из тех, кто в подобных делах обожает
комфорт и уют, а значит, какое-то время удастся уворачиваться…
Завязался обычный вроде бы разговор, исполненный тем не
менее скользко-блудливого подтекста практически в каждой фразе – усатенькая
дамочка хотела окончательно удостовериться, что столкнулась со своего поля
ягодкой, а Даше следовало ни в коей мере не разуверять собеседницу, но светских
приличий ради дать понять, что девушка она скромная и в первую попавшуюся
постель очертя голову не прыгает. Завоевывать ее следует, Дашу Шелгунову, вот
что, ибо цену себе она знает, в зеркало смотрится ежедневно да к тому же она –
дитя двадцатого, насквозь циничного века и готова отдать свое стройное тело
исключительно той, что одарит ее в ответ на любовь вполне ощутимыми благами…
Одним словом, отточенно лицедействовала, создавая образ хоть и провинциальной,
но неглупой и весьма практичной лесбиюшки.
Судя по взглядам и репликам Хрумкиной, та ничегошеньки не
заподозрила, со своей стороны недвусмысленно намекая, что пути к житейским
благам лежат через постель. Провинциалочка с милым вздохом согласилась с этой
нехитрой теоремой, мягко и ненавязчиво в то же время дав понять, что в своем
захолустье истосковалась по духовному общению с друзьями по интересам, а
поскольку слухами земля полнится, ей прекрасно известно, что именно вокруг
«Бульварного листка» коловращаются, словно электроны вокруг атома,
свободомыслящие плюралисты особого рода…
Хрумкина сие горячо подтвердила. Через минуту выяснилось,
что шеф-редакторша «Листка» ближайшие двое суток занята до предела (ибо завтра
следует сдать очередной номер, а послезавтра блистать распорядителем очередного
конкурса, вручая лауреатам корейские кофеварки и голландские вибраторы).
Кстати, не посетит ли Дашенька это мероприятие?
Увы, Дашенька никак не могла – так уж сложилось, что именно
послезавтра ей следовало перевезти контейнер с домашними вещичками – зато
послепослезавтра она в полном распоряжении звезды шантарской журналистики
(многозначительный взгляд), в особенности если рандеву состоится там, где будет
побольше друзей по интересам (ресницы трепещут, словно крылышки примостившейся
на цветке бабочки). А в общем, Дашенька сама позвонит, у нее-то телефона нет
пока…
Расстались задушевными подругами, честное слово. Выйдя на
улицу, под темнеющее вечернее небо, Даша пару минут брела без всякой цели,
борясь с легким отвращением к себе самой и к работе. С одной стороны –
несчастная баба, которой все труднее и труднее находить себе смазливых девочек,
но с другой… С другой – отнюдь не самый привлекательный объект оперативной
разработки, попавший в поле зрения сыскарей вовсе не безвинно. Именно со
страниц ее газетки хлещет сатанинская гнусь – а потом два скота в черных
балахонах бесчинствуют в Манске чуть ли не два месяца, и при обыске изымается
огромная стопа вырезок из того же «Листка»… Именно ее газетка который год за
хорошую денежку снабжает читателя телефонами девочек по вызову – правда, когда
в очередной раз подопрет, и общественное мнение слабо вякнет, чуткая к таким
вещам Хрумкина разразится очередной душещипательной статеечкой на темы морали,
заверяя, что уж своей-то дочке она участи телефонной проститутки, безусловно,
не хочет, а потому эту порочную практику решительно прекращает. (Зарекалась
свинья в грязи валяться. Через пару недель колонки похабных телефонов
появляются вновь.)
Словом, никакой тут лирики и никакого сочувствия, решила для
себя Даша, махая кстати подвернувшемуся такси. Вопрос стоит предельно
утилитарно: сколько удастся продержаться среди этой шпаны, если заранее
известно, что усатая Екатерина будет подступать со страшной силой? Ох, чуется,
недолго…
…Она решительно позвонила в дверь – железную, но весьма
мастерски замаскированную под обычную, фанерную. Глазок, слабо светившийся
изнутри, почти сразу же потемнел – Дашу разглядывали изнутри и открывать
конечно же не торопились. Чтобы не терять времени, вынула удостоверение и
продемонстрировала в закрытом виде, но так, чтобы внутри хорошо рассмотрели
золотое тиснение.
Почти сразу же дверь распахнулась – доверительно, довольно
широко. За дверью стояла женщина лет сорока, несмотря на позднее время, одетая
так, словно сию минуту собиралась уходить – платье, джемпер, застегнутые зимние
сапоги, шарф уже на шее. Глаза припухшие, лицо грустное, но и злое, надменное,
будто не успевшее остынуть от недавнего скандала. Где-то в глубине квартиры
надрывалась музыка. А дочку-то они только три дня назад похоронили, машинально
отметила Даша. Это что – такие поминки? Три дня?
– Опять? – резко спросила женщина.
К чему такая реплика, Даша не совсем поняла, но решила не
тратить время на загадки:
– Простите, Артемьева Нина Павловна? Капитан Шевчук,
уголовный розыск… Я все понимаю, но мне необходимо…
– Заходите, – столь же неприязненно бросила
женщина (или все же – дама?). – А к вытрезвителям вы отношения не имеете?
– Боюсь, что нет, – сказала Даша осторожно. –
Что, есть такая необходимость?
Артемьева оглянулась в сторону источника музыки:
– А, впрочем, черт с ним, все равно ухожу… Но если он с
сигаретой спать завалится и квартиру спалит…
– Муж? – когда последовал машинальный кивок, Даша
сказала как можно мягче: – Но ведь горе…
– Горе… – повторила женщина с непонятной
интонацией. – Горе как раз там и сидит…
– Простите… – Даша стояла в прихожей, чувствуя
себя крайне неловко. – Я…
– Ну да, теперь еще и вы. Не принимала ли она
наркотиков, не спала ли с соседом со второго этажа, не хранила ли дома пулемета…
Вы нас оставить в покое можете? Лучше бы искали как следует…
На душе у Даши стало вовсе уж мерзко. Ясно было, как дважды
два, что разговора не получится вовсе.
– Извините… – сказала она, поворачиваясь к двери.
Грохнул отлетевший стул, некстати подвернувшийся под ноги
изрядно пьяному мужику, зигзагом выбравшемуся в прихожую. Он тупо обозрел Дашу:
– Что, подружку в свидетели, сучка, позвала? Ну, пусть
посмотрит, как я тебе сейчас… Лева отмажет, он свои бабки отработает туго…
