– С-с…
– Стерва, – сказала Даша. – Рыжая стерва.
Нет, вы и в самом деле решили, что меня держат в угро за смазливую мордашку и
изящную линию бедер? А хотите, поедем к полковнику Бортко, да запись вместе и
послушаем? Конечно, она невинна, однако…
– Но клиент Шохиной не мог сказать ничего такого…
– А вы дадите мне – да и себе тоже – честное слово, что
не найдется клиента, который после статьи в газете решит, будто он мог
сболтнуть при одной из ваших девочек нечто? Я устрою такую статью, доктор. Есть
каналы.
– Что вы хотите?
– Я же сказала – клиентов Артемьевой и Шохиной. Никто
ничего не узнает. Они будут уверены, что их вычислили в результате
оперативно-розыскных мероприятий. И предупреждать их о нашем разговоре не
стоит, хорошо? – она встала. – Выбирайте. У меня при самом худшем
раскладе всего лишь отберут дело. И бог с ним, я переживу – все ж меньше
копаться в потрохах и дерьме. А вот вы…
– Какие гарантии?
– Вы будете смеяться, доктор, но гарантия тут
одна – мое слово офицера. Не люблю я его давать, но никогда не нарушала.
Вы ведь собирали обо мне информацию, должны знать… В конце концов, вы мне не
нужны, даже для коллекции. Мне нужен маньяк.
– Но ведь клиенты вас не выведут…
– Это я решаю. Ну?
– Клиента Артемьевой сейчас нет в городе, вообще в
стране, он вернется недели через две…
– Шохинский?
– Только ничего не надо записывать…
– Разумеется, – сказала Даша.
– Сиротников.
– АО «Борей-Консалтинг»? Так… А у Приставко, каковой
тоже в свое время имел дело с Артемьевой, не возникало ли каких психических
завихрений? Видите, кое-что я знаю уже…
– Нет. Человек был серьезный и уравновешенный.
– Что же он тогда застрелился?
– Представления не имею, – хмуро сказал доктор.
Салон Даша покидала, весело насвистывая и помахивая
сумочкой. Сделала ручкой накрахмаленной кукле:
– Бонжур, мадемуазель!
И села – впорхнула – в машину.
– Ты чего цветешь? – подозрительно спросил
Воловиков.
– От сознания хорошо проделанной работы, – сказала
Даша. – Я была деликатна, как княжна. Елизаветинская…
…Меры безопасности Даша приняла разнообразные. От чисто
оперативных (две машины подстраховки) до чисто психологических – отправляясь на
свидание к «бедной газетной старушонке», запаковала себя в плотную джинсу,
добавив свитер. Чтобы до минимума уменьшить поток предстоящих отрицательных
эмоций от неминуемого гетеросексуального лапанья. Она уже чуточку раскаивалась,
что столь опрометчиво ринулась в этот явственно припахивающий серой омут
(попробовал бы Воловиков внедриться к педикам на остров Кумышева и терпеть
лапанье в тамошних кустиках), но отступать, конечно, поздно, внедрение приняло
официальный характер и превратилось в плановое оперативное мероприятие. Все
разрабатывалось на максимуме серьезности – подобрали однокомнатную квартирку из
конспиративных на случай слежки и проверки, а куруманские коллеги кое-что
предприняли, дабы подкрепить легенду. Хорошо вдобавок, что Куруман
территориально принадлежал к другой области, и шантарские бульварщики в пору
всеобщей удельной раздробленности с тамошними собратьями не контачили.
В такси, правда, Хрумкина вела себя на редкость примерно –
разве что украдкой тискала Дашину ручку. Даша героически терпела, молясь в
душе, чтобы сатанистская гоп-компания и в самом деле замешалась в неприкрытую
уголовщину, а усатенькая оказалась бы в ее кабинете на засиженном десятками
клиентов стуле.
Остановились возле панельной девятиэтажки в Серебрянке –
места, в общем, знакомые, неподалеку от Петькиной Ямы, крохотного озерца, с
которым у Даши были связаны самые неприятные воспоминания. В подъезде Хрумкина
приостановилась меж первым и вторым этажами, Даша приготовилась было к
ухаживаниям и признаниям, но хозяйка «Бульварного листка» с руками не полезла,
сказала тихо:
– Дашенька, милая, я за тебя поручилась, ты меня,
надеюсь, не оконфузишь…
– Постараюсь, – осторожно пообещала Даша.
– Вот отчего-то сразу почувствовала к тебе самую
сердечную симпатию…
– Но все же понятно, – сказала Даша, одарив
собеседницу томной и блудливой улыбкой. – Это Он, Черный Мессия, нам
помогает мгновенно отличать друг друга в толпе крещеной биомассы…
За последние дни с помощью Глеба и Ватагина, снабдивших
кипой «методической литературы», Даша немного подковалась. А при необходимости
могла и неплохо изобразить дерганую шизофреничку, благо таких там навалом…
Переборщить она не боялась: Хрумкина, едва ступив в подъезд, словно бы стала
совершенно другим человеком: глаза определенно засветились этакой
сумасшедшинкой, лицо застыло, энергичная журналистка куда-то сгинула, осталась
кликуша.
– Милая, постарайся произвести хорошее впечатление. Я
хочу, чтобы ты как можно скорее слилась с братством, возможно, будет сам
Мастер, держись с ним почтительно, это великий человек… Через несколько дней
полнолуние, и если Мастер тебя признает, ты войдешь в Круг без долгих
испытаний, а это редкая честь…
Диковато было все это слушать в самом обычном подъезде на
окраине миллионного города. Заслышав о полнолунии, Даша навострила ушки:
несчастного спаниеля как раз в полнолуние извели…
Ключ у Хрумкиной оказался свой. В полутемной прихожей сразу
же шибануло в ноздри странным сладковатым запашком, исходившим от трех черных
свечей, горевших в прикрепленном к стене разлапистом шандале из позеленевшей
меди. Пол показался еще более странным – грязные доски в причудливо
облупившейся пестрой краске, – но Даша вскоре разглядела, что это иконы,
довольно тщательно подогнанные на манер паркета. Из комнаты, столь же скудно
освещенной почти не колыхавшимися огоньками свечей, отчетливо доносился
возбужденный, истерически-надрывный женский голос:
– Ээ… Бэ… Гэ…
Полное впечатление, что там зубрили вслух азбуку.
– Тихонько… – прошептала Хрумкина. – Уже
начали. На цыпочках…
Кроме круглого стола посередине, мебели в комнате не
оказалось никакой. Пол так же выложен иконами, по всем четырем стенам висят
перевернутые распятия, православные и католические (ограбление дома
католического священника отца Иоахима в июле, машинально отметила Даша, в
списке пропавшего числится распятие из черного дерева…), три черные свечи в
древнем подсвечнике горят на столе и еще несколько – по периметру комнаты в
поставленных на пол прозаических блюдечках. Меж свечами в самых непринужденных
позах разместилось с десяток индивидуумов обоего пола, в основном народ в
возрасте, но попадались и совсем молодые. Насколько Даша разглядела в
полумраке, тихонько садясь на пол, справа от нее примостилась совсем зеленая девчоночка,
с отрешенным видом попыхивавшая черной гнутой трубочкой, что твой товарищ
Сталин. Втянув дымок ноздрями, Даша моментально опознала конопельку, причем
высококлассную, тохарскую. У нее возникли подозрения, что дымящая фемина еще не
вышла из позднего школьного возраста – а это уже отлично, господа, это уже
статья для хозяина квартиры… Девочка – слабое звено, ежели раскрутить хорошую
прессовку, машинально отметила та часть сознания, что обязана была при любых
обстоятельствах оставаться неустанно бдящим электронным мозгом сыскаря.
