– Благодарю от души, – с горечью поморщился
Сиротников. – Могу даже премию выписать…
– Обойдусь.
– Знаете, даже операцию можно делать по-разному. Можно
со скальпелем. А можно – с исполненным охотничьего азарта личиком… Значит,
теперь мне предстоит действовать, а вам – с любопытством наблюдать? Вы уверены,
что вам удастся? Или – что зацапаете в клыки нечто полезное?
– Ничего в этой жизни не случается просто так, –
сказала Даша. – И классные магнитофончики без причины в пудреницах не
прописываются, возможны самые неожиданные комбинации… Вы, обращаю ваше
внимание, не отказались от предлагаемого разговора, хотя имели полную
возможность вежливо уклониться…
– Теперь понятно, как вам удалось надавить на Эдика. Но
вам не кажется, что переборщили?
– В смысле?
– Что, вы даже не в курсе? – слегка удивился
он. – Эдик сейчас на Королева. Только не в ресторане «Воевода», а в
психушке. Вчера мне сообщили, но я этого не связал тогда с вами…
– Вы серьезно?
– Нет, шучу от нечего делать, – поморщился
Сиротников. – Увезли вчера утром из дома. Вот вы и дождались… мельтешений.
Был в жутком состоянии, прятался под диван, лез в шкаф… – и резко
встал. – У вас ко мне все?
– Пожалуй, – она тоже встала, довольная в душе,
хотя достижения, признаться, были мизерные.
…Внутренний осведомитель на Королева у Воловикова имелся.
Психиатрическая больничка, заведение на посторонний взгляд совершенно
безобидное, на деле всегда бывает под присмотром у уголовки. Случается, из
больницы утекают на продажу ампулы и таблетки – ибо иные медикаменты подходят
как для гуманного лечения хворых душою, так и для наркотического кайфа.
Случается, там за хорошие деньги или просто по дружбе можно отлежаться,
надежнейшим образом избежав уголовного дела, или просто отсидеться, пока тебя
за разные художества старательно ищут в совершенно иных краях. Случаются и
другие коллизии, идущие поперек уголовного кодекса – от левого оформления
«белых билетов» до старичков и старушек, упрятанных в психушку родственниками
по причинам, с медициной ничего общего не имеющим, зато предельно сближенным с
алчностью… Словом, полезно наблюдать изнутри жизнь психушника – никогда не
знаешь, что тебе понадобится, что стрясется…
Кстати, милейшего пожилого доктора, второй год исправно
снабжавшего уголовку подробной информацией о жизни родного коллектива, подсекли
как раз на медикаментах – когда он попытался было составить конкуренцию
басалаевским цыганам. У Воловикова в свое время были стойкие подозрения, что
именно конкуренты и сдали операм пытавшегося подкалымить эскулапа, паскудившего
своей интеллигентной рожей и дипломом о высшем образовании спаянные ряды
торговцев «дурью» – но дела это не меняло…
Доктора она отыскала довольно быстро – благо оказался
приемный день, и в красном уголке психушки стояло сущее столпотворение: мудрые
психиатры расселись по залу, и каждого окружала куча родственников, с
печальными лицами слушавших невеселые подробности (правда, на паре-тройке лиц
Даша подметила вовсе не скорбь, а одна замотанная бабенка, никого не смущаясь,
орала в голос: «Доктор, вы этого алкана подержите до Нового года, хоть дети
отдохнут!»).
Улучив интервал, когда очередной родственник отсел, а
другой, опечалившись, пропустил момент, Даша рванулась в образовавшуюся брешь,
плюхнулась рядом с благообразным седым доктором (везло ей сегодня на
благообразных джентльменов, спасу нет…) и, пока он не успел удивиться,
заторопилась:
– Вы меня помните, доктор? Я насчет Усачева…
Доктор ее конечно же помнил, но с полминуты моргал и жевал
губами, пока не сообразил:
– Ах да, конечно… Вообще-то это не мой участок…
– А скоро освободитесь и сможете мне помочь?
Я вас умоляю, доктор, такая неожиданность…
– Подождите с… – он обреченно окинул взглядом
ждущих. – С полчасика… Раньше никак не управиться…
Пришлось убраться несолоно хлебавши. Она забралась в
неприметный «москвичок», и они с сержантом Федей, перебрасываясь пустыми
фразами, наблюдали от нечего делать, как люди покидают грустную больничку,
непроизвольно ускоряя шаг, чтобы побыстрее оказаться подальше. Никому не
хотелось, чтобы его ненароком приняли за пациента.
– Вот не дай бог угодить… – сказал Федя с
кокетливым ужасом молодого здорового амбала.
– Не зарекайся, – сказала Даша отрешенно. – Я
в прошлом году вела одно дело, пришлось кое-что почитать… Кажется, у
одиннадцати человек из тысячи есть шанс загреметь независимо от прошлой жизни.
Возрастные изменения сосудов мозга.
– Шутите?
– Ни черта. Статистика такая. А уж кто попадет в эти
одиннадцать, неизвестно. Может, я, а может, ты…
– Мать твою…
Через сорок две минуты появился доктор, неуклюже влез на
заднее сиденье, повозился, устраиваясь, страдальчески вздохнул по своему
обыкновению (джентльмен в лапах грубых пиратов, понимашь) и сообщил:
– Психоз с острым галлюцинозом. Акцент на ярко
выраженной мании преследования – в карточке записано, странности проявились еще
вечером, ночь он, вероятнее всего, не спал, а утром начался приступ, метался по
квартире, пытался спрятаться у соседей, лез под диван…
– Белая горячка? – спросила Даша, сидя к нему
вполоборота.
– Родные говорят, не пил. Такая картина наблюдается не
обязательно после злоупотребления алкоголем. Просто симптомы крайне схожи.
Преследователи, от которых следует скрываться, враги… Его вовремя увезли. Здесь
все возможно – от прыжка в окно до нападений с топором на семью.
– А кто были эти враги? – спросила Даша. –
Насколько я помню по делу Лифантьева, в таких случаях более-менее подробно
описывается…
– Убийцы – вот и все, что там значится. Страшные,
беспощадные убийцы, которые слоняются вокруг дома, трогают дверь, цинично
переговариваются под окном… Знаете, что любопытно? Убийцы – девушки. Три молодые,
красивые девушки. Это несколько не вписывается в стандартную картину. Обычно
бывают мужчины – соседи, даже друзья, эсэсовцы, натовские парашютисты,
сотрудники КГБ… А у него – три девушки. Весьма нетипично.
– Как сказать… – проворчала Даша. – На наркотики
проверяли?
– Разумеется. Сделали все обязательные анализы. Но
ничего не нашли. Возможно, чисто возрастное, изменения сосудов мозга… (Федя
дернулся и уставился на него с ужасом). Пока еще рано о чем-то определенном
говорить.
– А побеседовать с ним можно?
– Смеетесь? Он зафиксирован на койке. Когда его
привезли, купировали возбуждение аминазином и тизерцином в ударных дозах, но
отдельные проявления сохраняются до сих пор…
