– Я чиста перед братьями и сестрами, Мастер, –
выговорила она ничуть не дрожащим голосом.
Повернула голову набок и дернулась от тупой боли – похоже,
этот гад просто-напросто врезал ей в баньке ребром ладони повыше уха, старый и
действенный прием…
Слаженное бурчанье сатанистов нарастало. Собачка, кажется,
чутьем определила в происходящем нечто недоброе – взвизгнула уже испуганно,
заметалась, судя по звукам, ее привязали где-то в углу.
– Чиста? – издевательски переспросил
Мастер. – А кто пробрался к нам с помощью самого подлого лицедейства?
– Милицейская сучка! – завизжал Паленый,
замахиваясь на нее тесаком.
– Избегай вульгарностей, брат мой, в службе Единственно
Могущественному, – отозвался Мастер. – Не пристало тебе, служителю
Великого Зла, уподобляться речью непосвященному быдлу… Ты, лицедействующая
тварь, отвечай: как посмела ты, вкравшись в доверие к сестре Екатерине,
проникнуть в места, что безраздельно отданы служению Сатане?
Он говорил с ужасающей серьезностью, он не играл, ни
капельки – и Даше стало страшно. Она была среди безумцев. Быть может, в другое
время все они умные и рассудительные люди – но сейчас законченные безумцы,
играющие по правилам своей дикой и отталкивающей игры, глухие ко всему
остальному.
И вновь взяла себя в руки. «Бывало и хуже», – повторила
Даша себе, словно спасительную молитву. Бывало и хуже. И хуже…
– Мастер, чем я тебя прогневила? – спросила она
громко, вновь с радостью убедившись, что голос ничуть не дрожит. – Откуда
такое недоверие к сестре вашей?
– Капитан Шевчук, не прикидывайся божьей
овечкой, – сказал нюхальщик кокаина. – Мало вам было непосвященного
быдла, вы осмелились вторгнуться в края запретного?
– Он прав, – холодно сказал Мастер. – Ты
полностью изобличена, отродье закона. Поганая лицедейка в погонах, осмелившаяся
осквернить своим дыханием святилище Сатаны… Ты будешь умирать тысячу раз, ты
превратишься в сосуд для нечистот, и так будет с каждым, кто осмелится
вторгаться туда, где царит Тьма… Ты в самом деле рассчитывала обмануть тех,
кому проницательность и нелюдское знание дал Владыка Ада?
В его руке сверкал тот самый ятаган, запомнившийся Даше при
прошлом визите. Нет, никаких проверок… Слишком много они знали. Даша
лихорадочно искала выход.
Снаружи, видимо, так до сих пор ничего и не заподозрили.
Даже наблюдая в приборы ночного видения. Из баньки в амбар ее, бесчувственную,
приволокли, должно быть, завернув в какой-нибудь кусок ткани, иначе давно
ворвались бы подстраховщики…
Нужно срочно как-то выкарабкиваться, иначе придется вовсе уж
скверно. С любыми гангстерами даже в такой ситуации можно договориться,
поторговаться, потому что они с грехом пополам, но следуют определенной логике
и своим нормам поведения. Но эти… От них, Даша могла поклясться, веяло
безумием, как дурным запахом.
И все же испробовать следовало все шансы. Она, глядя в лица
сгрудившихся над ней, произнесла четко:
– Угадали, клоуны. Я сотрудник милиции. Уголовный
розыск, капитан Шевчук. У вас еще есть возможность выйти из этой истории без
особых хлопот…
Скривилась и невольно охнула от точного пинка под ребра –
это опять кокаинист. Мастер, удержав его жестом от второго пинка, спокойно
произнес тем же хорошо поставленным голосом:
– Неужели ты всерьез рассчитывала, будто что-то
изменишь в своем положении?
– Дача окружена, – стараясь говорить столь же
внятно, бросила Даша. – Вокруг наши люди…
– Вокруг – силы зла! – неожиданно заорал
он. – Вокруг – Черный Мир! И ничего более!
Сатанисты орали. Бесполезно. Даша прикинула: если упереться
в пол связанными руками, подогнуть ноги, оттолкнуться, потом резко
перевернуться и грянуться грудью об пол – специально изготовленный хрупким
пластик непременно лопнет, пойдет сигнал…
Она не успела – опередили. Видимо, Мастер подал незаметный
ей жест. У самого Дашиного лица мелькнуло лезвие тесака – это Паленый рассек
шнурок амулета и сорвал его с шеи, вопя:
– Ты недостойна носить это изображение, тварь!
Вот если бы он сгоряча сжал рацию в кулаке… Нет,
благоговейно поцеловал, идиот, сатанинский лик Славкиной работы, повесил себе
на шею, тщательно связав сзади концы шнурка. И тут же на Дашу набросилась толпа
одетых в черные балахоны придурков. Мешая друг другу, срывали с нее одежду,
дергали за волосы, ударили пару раз, кожу больно царапали ухоженные женские
ногти. Она, изловчившись, что было сил укусила чью-то оплошавшую руку, так и
впилась. Укушенный заорал благим матом, отскочил из свалки.
Послышалась резкая команда Мастера – и они отступили,
недовольно ворча, готовые в любую секунду вновь броситься.
– Да остановитесь вы, идиоты! – в бессильной злобе
закричала Даша.
Злости было больше, чем страха, – оттого, что она
лежала голая и исцарапанная посреди этого бедлама. Каким-то чудом на плечах
удержались лохмотья рукавов блузки, а на ногах – разорванные вдоль колготки.
Осознав, сколь жалкое зрелище собой представляет, она прямо-таки зарычала от
ярости.
– Нет ничего приятнее зрелища беспомощного
врага, – сказал Мастер, зловеще играя своим ятаганом. – В особенности
если враг этот шел по твоему следу, одержимый самоуверенностью…
– Я тебя посажу, козел, на три пятилетки! –
заорала Даша, уже не владея собой. – Есть тут нормальные люди?
В ответ – ворчанье, смех, истерические визги. В амбаре было
тепло, даже жарко, печь в углу натоплена – но Дашу поневоле прошиб озноб. Как
все нормальные люди, она чуть ли не больше всего боялась психов. Ни пыток, ни
изнасилования, ни ран – психов. А их вокруг было – не сосчитать…
Кокаинист и Паленый нагнулись к ней, ловко запихали в рот
пыльную тряпку и надежно завязали импровизированный кляп обрывком ее же
собственной изодранной блузки так быстро, что Даша не успела никого укусить.
Страх понемногу начал ее заглатывать, словно черная чавкающая трясина.
Резкий, громкий приказ Мастера – и ее подхватили, потащили…
вон из амбара! Есть Бог на свете!
Удивительно, но ей, когда оказалась голая во дворе, было
ничуть не холодно. Не до того… Дашу протащили на середину двора, грубо
опустили, почти бросили на стылую землю. Встали в круг, скалясь, лопоча и
завывая, она не узнавала знакомых лиц, превратившихся в жуткие морды.
– Да свершится жертвоприношение! – голос Мастера
звучал словно бы издали.
Паленый вышел в круг. Шарфик был накинут на плечо, в одной
руке он держал холодно сверкавший тесак, в другой – собаку, маленького серого
миттельшнауцера. Шрам, разлапистый, страшный, налился кровью. Оскалясь, он
поднял над Дашей несчастную собачонку, занес тесак…
