Уже к восьми утра были допрошены атаманы и есаулы всех
зарегистрированных в Шантарске куреней – белые, красные и серо-буро-малиновые.
Все они клялись, что слыхом не слыхивали о ночной пальбе, никого из своих станичников
на дело не посылали, что сатанистов они, конечно, ненавидят всеми фибрами души,
но в любом случае ограничились бы поркой по старинному казачьему способу или
обыкновенным мордобоем. Даже если кто-то из них и врал, уличить его не было
возможности. И потому заведенное согласно обычному порядку дело именовалось
рутинно: «Дело об убийстве гражданина Василькова неустановленными лицами». Был,
разумеется, целый букет дел классом пониже:
«О нападении на сотрудника милиции при исполнении им
служебных обязанностей», «О хранении наркотиков», «О вовлечении в половую связь
несовершеннолетних», «О склонении несовершеннолетних к употреблению наркотиков
и спиртных напитков» и даже «Дело о краже у гражданки Горбуновой личного
имущества» (в лице того самого спасенного миттельшнауцера, согласно 130-й
статье нового Гражданского кодекса перед лицом закона приравненного к личному
имуществу).
Сатанисты, легко догадаться, пришли в годное к употреблению
состояние только к утру, когда большинство наконец-то притихло, переживая кто
легкую ломку, кто тягостное похмелье. К двоим пришлось вызывать врача (одного
после приезда медиков так и увезли в психушку, но это, к Дашиной удаче, был
кто-то из рядовых). Всех старательно переписали и идентифицировали. Список был
впечатляющим: семеро сотрудников «Бульварного листка», четверо преподавателей
шантарских вузов (обоего пола), еще несколько представителей интеллигентских
профессий, два коммерсанта, женщина-врач, три студентки, молоденькая актрисочка
облдрамтеатра и ее пожилой режиссер. Плюс две несовершеннолетние жемчужины
коллекции, являвшие собой козыри для нешуточных обвинений: девятиклассница
Светик и некая Инга с первого курса юридического техникума.
Среди задержанных сыскался и варяжский гость – самый
настоящий подданный Германии, причем не какой-то там бывший соотечественник, а
коренной немец-перец-колбаса, лысоватый бойкий мужичонка лет пятидесяти, сразу
же заявивший, дыша перегаром, что он – Георг фон Бреве, доктор философии и
профессор кафедры Эслингенского института магии и колдовства, прибывший сюда
для обмена опытом с коллегами из далекой Сибири. К чести германского гостя,
наркотика у него в крови не нашли, но шнапса там циркулировало изрядно.
Поначалу решили, что лысый брешет, – очень уж прилично
трещал по-русски, а ночью, буяня в КПЗ, матюгался не хуже коренного шантарца.
Потом, когда съездили на снятую им квартиру и привезли документы, пришлось
признать, что немец настоящий, и диплом доктора философии вкупе с красивой
бумагой, подтверждавшей профессорское звание, вернее всего, тоже настоящие.
Экспертизу по этому вопросу проводил уже срочно вызванный от
«соседей» непроницаемый и вальяжный капитан ФСБ, владевший немецким, судя по
реакции фона, великолепно. Сыскари уголовки, опасаясь влипнуть в международные
осложнения, порешили было сплавить немца чекисту, но тот, брезгливо воротя нос
от похмельного профессора, принимать товар отказался, не усмотрев пока что
никаких признаков шпионажа, равно как и диверсии. Что до дипломов и званий – он
прочитал сыщикам короткую лекцию, поведав, что этот Эслингенский институт,
вероятнее всего, являет собою что-то вроде шантарской астральной академии,
располагавшейся в подвале жилого дома, однако зарегистрированной как
общественное объединение, честь по чести. И нет пока что законов, запрещавших бы
подобным шизикам кататься друг к другу в гости – о чем он, капитан, весьма
сожалеет, но просит его не выдавать, чтобы не пришили бериевские тенденции в
работе. После его отбытия Дашины коллеги потеряли к немцу всякий пиетет и
допрашивали герра фон Бреве совершенно как своего, обещая если уж не загнать во
глубину сибирских руд, то по крайней мере устроить с познавательными целями
экскурсию в «петушатник» на пару суток. С четверть часа профессор пугал гневом
германского посольства, возмущением мировой общественности и отказом Германии
от выдачи новых кредитов, но когда протрезвел окончательно и предельно четко
уяснил, во что вляпался и что такое есть «петушатник», колоться начал, как
сухое полено. К сожалению, ничего особо ценного из него Ватагин не вытряс.
Профессор давненько переписывался с фройляйн Хрумкиной, большим специалистом в
области практической демонологии, и вот наконец прибыл, дабы лично убедиться,
что Россия, пару лет назад еще непроходимо отсталая в области демонического, с
развитием демократии и гласности вплотную приблизилась к общемировым стандартам
на сей счет, и сатанисты от Биская до Сахалина вот-вот сольются в одну здоровую
евразийскую семью.
Фройляйн Хрумкина все это старательно подтвердила. Немца
перестали пугать жуткими неприятностями, но на всякий случай держали пока в
камере, чтобы был под рукой. Всех задержанных вдумчиво и старательно разбили на
несколько групп, после чего за них взялась целая бригада. Даша пока личного
участия не принимала – хотела поднакопить информации.
Она вмешалась, когда забрезжило кое-что интересное. К десяти
утра Фарафонтов, осознав наконец, что ему может грозить за Светика, объявил,
что готов сотрудничать со следствием в обмен на забвение некоторых грешков.
Следствие (твердо решившее обзавестись новым информатором), пообещало, что
постарается похлопотать насчет забвения и прикрыть веки, что твой Вий, –
но для этой гуманной акции им, как легко догадаться, жизненно необходимо
отыскать еще более виновного, нежели симпатичный, в общем, гражданин Фарафонтов.
После этого гражданин Фарафонтов, воспрянув духом, с ходу
заложил гражданина Кравченко, телеоператора государственной студии (того самого
обаятельного субъекта, что приложил Даше ребром ладони в баньке). Информация
была столь любопытной, что сыскари, незамедлительно выбив ордер на обыск,
помчались по месту проживания оператора и через час вернулись с ценными
трофеями – двумя видеокассетами производства знаменитого на весь мир закрытого
города Шантарск-45.
Первый же беглый просмотр натолкнул Дашу и ее коллег на интересные
раздумья. С чем-то подобным они уже сталкивались и в ориентировках, и в
собственной работе. Записи не просто являли зрителю широкую палитру
разнообразных сексуальных забав Светика и Инги – съемки велись уверенной,
профессиональной рукой, все это ничуть не походило на халтурное запечатление
подвигов пьяной разгульной компании. Оператор из кожи вон вылез, чтобы лица
партнеров и партнерш обеих соплюшек в кадр не попали – зато их собственные
мордашки маячили столь часто и назойливо, схваченные во всех ракурсах, что не
опознать их мог только слепой. И когда обнаружилось, что папаши у обеих –
бизнесмены не из мелких ларечников, Даша готова была ручаться, что тут
попахивает продуманной подготовкой к шантажу. В самом деле, ход был избитый и
знакомый сыщикам всего мира: деток высокопоставленных или богатеньких родителей
умело вовлекают в разнообразнейшие гнусные забавы, снимают, пишут, а потом
начинается…
Просмотрев кассеты, гражданином Кравченко, как большим
спецом по видеосъемкам, занялись особо энергично, но Даша при сем уже не
присутствовала – отправилась встречать преуспевающего господина Сайко, родного
отца Светика, сопровождаемого свитой из адвоката и двух телохранителей. Ровно
три минуты словно сошедший со страниц журнала мод гость выражал возмущение антигуманным
и внезаконным задержанием единственной доченьки, пугал и стращал, то и дело
кивая на отлично выдрессированного адвоката, тут же выскакивавшего из-за спины
принципала и осыпавшего Дашу цитатами из всех и всяческих кодексов. На
четвертой минуте Даше эта словно позаимствованная из американского детектива
сцена решительно надоела, она отсекла Сайко от свиты, завела в кабинет и
предложила посмотреть кое-какие видеофильмы.
