Эффект был молниеносным. Папаша потребовал очной ставки и,
едва хныкающего Светика привели, кинулся всерьез душить родимое чадушко.
Отрывали вшестером – Даша, оба бодигарда, адвокат, Славка и сержант-конвоир.
Оторвали кое-как, спасая жизнь юному беспутному созданию. Изменив настроение на
сто восемьдесят градусов, Сайко попросил Дашу подержать милую дочушку в камере
не менее недели – иначе, если появится дома, опасается, что тут же удавит. Даша
с печальным и нейтральным видом объяснила, что Светик проходит по делу
исключительно в качестве свидетеля, а по некоторым аспектам и потерпевшей, и
держать ее в узилище далее означает войти в неминуемый конфликт с прокуратурой.
Папа сгоряча заорал, что купит всю прокуратуру оптом и преподнесет ее Даше на
блюдечке. От столь соблазнительного, что скрывать, подарка Даша скрепя сердце
все же отказалась, кое-как выставила Сайко-старшего и успела пошептаться с
адвокатом, пообещавшим через пару часов привезти за дочкой мамашу, которой, он
уверен, удастся спасти дитятко от удушения. Отец Инги пребывал в деловых
разъездах где-то за пределами Шантарской губернии, и оттого, дабы избавиться от
лишних хлопот, вызвали матушку и вручили ей чадо, умолчав о видеозаписях, но
насчет прочего информировав довольно подробно…
Словом, к обеду управились с «пеной» – рядовой шпаной,
посещавшей сатанистский салон ради водочки, травки и не скованного
предрассудками группенсекса. Примерно две трети из них всерьез отдавались
поклонению Князю Тьмы, остальные валяли дурака, воспринимая чернокнижные
радения в качестве неизбежной нагрузки к вышеперечисленным удовольствиям, вроде
скучной речи секретаря парткома о международном положении и задачах партийного
строительства, оглашаемой перед началом грандиозного банкета. Объединить их
всех в категорию «шпаны» позволял один-единственный признак: никто из них
никогда не видел лица Мастера. Хрумкина в том числе. И в той квартире
(арендованной на долгий срок через длиннющую цепочку посредников, которую пока
что не прошли из конца в конец) и на даче (вообще непонятно кому принадлежащей)
Мастер неизменно оказывался первым и встречал прибывших, будучи уже в маске.
Даже прочно шизанутая художница Вика (автор найденных на даче картин-жутиков и
«хранительница очага»), особа, сексуально приближенная к Гроссмейстеру, лица
его за полгода не видела ни разу (что, как она призналась, ее лишь дико возбуждало).
Похоже было, что сатанисты не врут, – чересчур уж разные люди, они
твердили одно и то же, хотя в камере, как заверяли дежурные, не сговаривались.
Сопоставляя их показания, вранья касательно этой загадки так и не выявили. Не в
том они были состоянии, чтобы крутить.
Дело в том, что Мастер, сволочь такая, ухитрился уйти. Во
дворе подобрали лишь маску из черной замши, словно предводитель сатанистов и в
самом деле ускользнул неведомыми тропками в прилегающий астрал. Но никто,
конечно, столь иррациональной гипотезе не верил. Тем более что в высоченном
глухом заборе обнаружили при тщательном осмотре нечто вроде потайной двери –
нижние половинки четырех вертикальных досок оказались перепиленными поперек и
вертелись вокруг горизонтальной оси, снабженные у двух нижних концов несильными
пружинами. При известной практике, зная секрет, в этот лаз можно было выскочить
моментально (узнав об этом, Даша уверилась, что ей тогда не почудилось: голос
Мастера перед самым вторжением оперативников и в самом деле звучал в отдалении
от толпы – видимо, он помаленьку отступал во мрак, к лазу, подозревая ловушку и
догадавшись о Дашиной подстраховке).
Воловиков полагал сначала, что Мастер просто-напросто скинул
маску и замешался в толпу, но эта версия рухнула еще утром. Во-первых, собака,
доставленная на дачу через час с лишним, взяла у забора с внешней стороны, как
раз возле лаза, чей-то след и вела по нему проводника метров двадцать, но потом
зачихала и работать не смогла (с рассветом там обнаружили махорочно-перечную
россыпь, густо припорошившую стылую бесснежную землю – старое, но действенное
антиищеечное средство). Во-вторых, допрошенные порознь сатанисты все как один
уверяли, что никакого незнакомца (а лишенный маски Мастер был бы для них
незнакомцем) после вторжения милиции в их рядах не прибавилось. Утром у всех
взяли отпечатки пальцев, но ни один не совпадал с зафиксированными на маске. А
ведь Даша своими глазами видела, что Мастер был без перчаток. Как ни печально,
Мастер улизнул. Время у него было, по периметру дачу не оцепляли, разделив
внимание меж мечущейся толпой сатанистов и с погоней за стрелявшими…
И все же Мастер не мог оставаться инкогнито, этаким безликим
Фантомасом, решительно для всех. Так не бывает. Кто-то, пусть даже
один-единственный человек, должен быть посвящен в тайну, знать Мастера, видеть
без маски, где-то с ним встречаться ради решения каких-то организационных
вопросов. Славка с Косильщиком поехали побеседовать по душам с пятью членами
секты, чьи имена всплыли на допросах, хотя в ту ночь они отчего-то не присутствовали.
Даша, оставшись одна в кабинете, после вдумчивого прочтения протоколов допросов
долго чертила схемы, пытаясь определить, кто появлялся на шабашах заведомо раньше
других, вычеркивала одну фамилию за другой (не зрил, не зрил, не зрил…), и, наконец,
в списке остались двое – Кравченко и Пожидаев, коммерсант средней руки, тот,
что баловался кокаином. Расчет был немудреный – мало того, решительно все
показали: когда они появлялись в квартире или на даче, эти двое всегда там
ждали. Кроме того, Даша помнила: лишь те двое да Паленый стояли возле добычи,
когда она валялась связанная в амбаре, все прочие держались поодаль, словно
статисты без речей или хор в древнегреческой трагедии. Вдобавок Кравченко
оказался единственным, кто носил на балахоне обильную шитую символику, все
остальные, даже Мастер, щеголяли в простых черных хламидах…
С Кравченко Толя к тому времени практически покончил.
Оставалось смести жалкие ошметки в совок и выбросить в мусорное ведро – так
заверил Дашу верный сподвижник. Даша в его многократно проверенных деловых
качествах не сомневалась и потому сама допрашивать клиента не стала. С одной
стороны, показания полностью сломленного оператора удручали тем же однообразным
припевом: он клялся, будто ни единожды не видел Мастера без маски, разве что
частенько говорил с ним по телефону, причем всегда ему звонил сам Мастер; а
особого церемониального балахона Кравченко был удостоен за большой вклад и
выдающиеся заслуги, выражавшиеся в том, что он, будучи не лишен дизайнерской
жилки, как раз и оформлял интерьеры притонов (Даша фыркнула и заявила Толе, что
фантазия у придурка все же убогая, она сама, честное слово, оформила бы и
получше…) С другой – оператор огласил форменную сенсацию, заявив, что девочек
все это время снимал не он, а друг-приятель и сподвижник по сатанистскому хобби
Веня Житенев, и это Кравченко, одержимый прямо-таки необоримым стремлением
помочь родной милиции, готов подтвердить перед любым судом и на любых очных
ставках. И вообще, раз пошла такая пьянка и настал момент истины, он готов
указать на пленке те сцены, где в эротических забавах участвует он сам, пусть
разденут и сравнят экстерьер, лучше уж гореть на реальных мелочах, чем
оказаться впутанному в какие-то непонятные гнусности, он не дурак и прекрасно
понимает, что ему шьют подготовку к серьезному шантажу, так что пусть уж
отдувается тот, кто камеру держал, то бишь Венька, человечек, между прочим,
столь же приближенный к Гроссмейстеру, а то и сам Гроссмейстер – ибо Кравченко
совершенно точно припоминает, что никогда ему не доводилось видеть Житенева и
Мастера вдвоем…
