Мудрые мысли Тучкова прервал телефонный звонок.
– Тучков. Слушаю вас.
– Павел Васильевич, это генерал Баскаков. У вас есть проход в Дом Два
[2]
?
– Есть!
– Мне срочно надо с вами переговорить. Жду вас через… пятнадцать минут. Своему руководству можете не докладывать.
Генерал скороговоркой назвал подъезд и номер своего кабинета и, не прощаясь, повесил трубку.
Тучков быстро пролистал справочник оперативной связи. Есть такой – Баскаков Илья Константинович. Жаль, что должностей здесь не пишут. Плевать! Скоро узнаю.
Выскочив на Лубянку Тучков быстрым шагом, лавируя между прохожими, устремился к мрачному серому зданию. Четвертый подъезд здесь, по центру Фуркасовского переулка.
Дом Два Тучков не любил. Там все дышало злыми и кровожадными предвоенными годами. Запутанные переходы, дубовые панели в коридорах и кабинетах, черные грибы старинных ламп, скрипучий паркет. Находясь здесь, Тучков часто вспоминал фразу из какой-то телеигры: «А какие ассоциации у вас возникают при слове… НКВД?» Именно эти.
Да, Дом Два – это не старое здание Московского управления. Там амурчики и нимфы на голубом фоне, китайский зал, немецкий кабинет, зеркала, камины. Одно слово – архитектор Растрелли. И градоначальник Ростопчин здесь жил, и Наполеон. А рядом домик князя Пожарского. Совершенно другой аромат, другие ассоциации…
Тучков потянул на себя тяжелую дверь и проскользнул в холл четвертого подъезда. Здесь перед прапорщиком можно перевести дух – удостоверение будут просматривать не менее двадцати секунд. Традиция!
Генерал Баскаков оказался много приветливей и живее, чем это могло показаться после телефонного разговора. Он даже поспешно выскочил из-за стола и бросился к двери, протягивая руку простому майору. В застойные времена Тучков знал лишь одного такого начальника. О нем даже легенды ходили. Ему не очень верили, но… было приятно. Демократичность общения подкупала.
Тучков спокойно ждал сути дела. Он живо, обстоятельно отвечал на общие вопросы генерала: об образовании, о семье, о трудностях в работе. С таким началом беседы можно было ожидать всего что угодно, кроме выговора. В какой-то момент Баскаков мог предложить перейти в свое управление, да с повышением (готов оправдать доверие!) или принять участие в важной разработке (могу помочь…) или попросить устроить на работу в «подшефный» банк генеральскую племянницу (а она симпатичная?).
Через некоторое время генерал, решив, что необходимый объем общих, отвлекающих фраз сказан, начал подбираться к основной теме:
– Все сейчас сложно, Павел Васильевич, все! Все в финансы упирается. Вот раньше мы спортом занимались, стадионы арендовали. А сейчас. Как у вас с этим делом?
– Занимаемся, товарищ генерал. Регулярно. По пятницам – в Покровское-Стрешнево.
– Кросс?
– Да. Но не на время.
– Понятно. Прогулки по парку. Ни шатко, ни валко… Не надо оправдываться – я не по этой части. Я это к тому, что, были бы деньги – снять бы для управления оздоровительный центр, ФОК какой-нибудь. Их много расплодилось. Там и тренажеры всякие, и массаж, и сауны.
– Очень было бы хорошо, товарищ генерал, – Тучков даже не повел глазом; он всегда ценил в себе быстроту реакции и актерские способности. – Я даже знаю один такой ФОК. Я сам на Профсоюзной живу, а это на Черемушках, рядом… Я даже мысль такую имел – хорошо бы директора этого центра вербануть.
– Зачем?
– Ну, как же? Солидная клиентура: фирмачи, банкиры, бандиты. Расслабленные активным отдыхом, они что угодно могут сболтнуть. Источник информации.
– А кто там директор?
– Не помню точно… Какой-то Кудрин или Коркин. У меня записано. Я даже проверки на него запустил.
– А как вы на него вышли?
– Случайно… Шел мимо. Смотрю – мужик с «Мерседесом» возится. Красный весь – только что в сауне оттягивался. Я помог, а он мне кое-что рассказал и данные дал на этого… директора.
– Понятно… Ты вот что, Павел Васильевич, не занимайся этим ФОКом. Я слышал, что Карина наши ребята опекают. И очень плотно. Можешь помешать. Не встревай, не надо.
– Понял, товарищ генерал. Не буду. Да он мне сто лет не нужен.
– Кстати, Павел Васильевич, а как у вас с отдыхом дела? Путевки еще дают?
Далее пять минут шла отходная беседа. О чем угодно. О баранках – пряниках. Баскаков понимал, что сейчас это не нужно, не обязательно. Но иначе не мог. Привычка. Его всю жизнь учили именно так вести беседу.
После ухода Тучкова генерал встал и набрал номер. Была у него такая привычка – серьезные разговоры проводить стоя. Мягкое кресло расслабляет, мешает сосредоточиться.
– Сейчас он выходит. Черные брюки, белая рубашка. Низкий, щуплый. Блондин, волосы короткие. Такой ежик, бобрик на голове. От пояса в правый карман толстая цепь… Особые приметы? Он без пиджака и галстука… Да, черт возьми, для Дома Два это особая примета.
Баскаков бросил трубку так, что она соскочила с аппарата, повисла на проводе и жалобно запикала. Он быстро возвратил ее на законное место и подошел к окну. Вот Тучков переходит Фуркасовский переулок и идет к «Седьмому континенту», который раннее был Сороковым гастрономом, а в старые добрые времена– внутренним магазином НКВД.
Двое «топтунов»
[3]
проследовали за Тучковым. Ну и ладушки. Эти, если взяли, если вцепились, будут вести до победного.
Баскаков попытался оценить, прочувствовать проанализировать ход беседы. Возможно, этот опер врет. Может быть и есть у него на Карина что-нибудь серьезное. Мог же Юрий Иванович где-то проколоться? Мог!.. Но если этот Тучков врет, то очень натурально. Посмотрим!.. Хороший он парнишка. Такого и убирать-то жалко…
* * *
Савенков спешил домой. Это было то, что он всегда делал с неизменным удовольствием, трепетом, предвкушением встречи.
Он часто вспоминал изречение, что счастливый человек тот, кто утром с радостью бежит на работу, а вечером с такими же чувствами возвращается домой. При этом Савенков шутил, что бесспорно он счастливый человек только наполовину. Ему никогда не удавалось с удовольствием покидать дом. Работа – это необходимость, почетная обязанность и тяжкий крест. Правда, любое дело он старался делать по высшему разряду. Но в основе все равно лежали заботы о доме: надо чтоб тобой гордилась жена, надо больше зарабатывать, надо подавать пример детям. Дом, дом, дом! Нет, и на работе были свои радости: новая информация, общение с людьми, удачно завершенное дело, награды, звания. Но это иногда, а дома – всегда. Проще говоря, при определенных обстоятельствах он мог спокойно представить себе жизнь дома безо всякой работы, но ни при каких условиях не воспринял бы даже самую – самую работу без дома. Без его дома!
