Тысячи мыслей толклись у меня в голове. Я оказалась здесь
случайно, потому что меня попросил об этом Карчинский. Но что делает здесь он?
Какое-то очень странное совпадение. И мне оно весьма не понравилось. Я уже
хотела незаметно уйти, как Иванов обернулся и увидел меня.
— Леда! — воскликнул он. — Вот так сюрприз!
Стойте там, я сейчас к вам поднимусь.
Как бы не так! Я со всех ног бросилась по галерее, вспомнив,
что мы с молодым азиатом поднимались сюда по лестнице. Ага, вот, кажется, и
она. Я торопливо стала спускаться вниз и наткнулась прямо на Иванова.
— Вы чего-то испугались? — мягко спросил
он. — Не нужно бояться. Теперь я рядом и помогу вам преодолеть любые страхи.
Одной рукой он прижимал меня к себе, а другой мягко гладил
мои волосы, и не успела я опомниться, как он уже целовал меня.
Художник-авангардист Станислав Иванов в Центре корейской культуры в Москве.
Глава 18
-Перестаньте! — Я отстранилась. — Что за глупости?
— Простите, — Иванов немного смутился. —
Просто я очень обрадовался, когда увидел вас здесь. Для меня эта встреча
оказалась полной неожиданностью.
— Для меня тоже, — призналась я, — но это
совсем не повод, согласитесь, чтобы вот так набрасываться на меня.
— Простите, — повторил он. — Что я могу
сделать, чтобы вы перестали сердиться?
— Помогите мне выбраться отсюда, — попросила
я, — а то я в три секунды заблужусь в этих пустых коридорах.
— Конечно, — он кивнул, — пойдемте.
И он повел меня по коридору, затем мы спустились по
лестнице, миновали холл и снова спустились вниз.
— Здесь, в подвальчике, находится бар, — пояснил
Иванов, — давайте немного посидим, отдохнем. Или вы торопитесь?
— Нет, — я посмотрела на часы. — Нет, пока не
тороплюсь, а выпить чего-нибудь и в самом деле не помешает.
— Чудесно, — подхватил Иванов. — Это
замечательно.
В баре, как во всем здании, было пусто.
— А вы сами-то что здесь делаете? —
поинтересовалась я.
— Я приехал в Москву, — спокойно ответил Иванов,
отпивая из бокала, — когда начались Дни корейской культуры. Дальний Восток
интересует меня давно, и я всегда бываю здесь, если приезжают японцы, китайцы,
вьетнамцы, корейцы. В общем, мне нравится, когда Дальний Восток становится
чуточку ближе. Кто-то с ума сходит по Америке, подавай ему все западное, кто-то
ищет экзотику на Ближнем Востоке, а меня вот интересует Дальний. А что в этом
плохого?
— Вообще-то ничего, — призналась я. — Помню,
как на выставке вы много интересного мне рассказывали. Дальний Восток,
наверное, затягивает?
— Не то слово, — кивнул Станислав. — С каждым
разом ты чувствуешь, что он открывает тебе все новые и новые тайны. Становится
ближе и понятнее. А знаете, Леда, все люди, по большому счету, делятся на три
категории. Одни органически не могут принимать чужую культуру, она кажется им
непонятной и безобразной. Такие люди могут существовать только на своей почве,
среди своего народа, пользуясь только своим языком. Все остальное для них
по-настоящему чужое, и они его решительно отвергают. Другая категория — это те,
кто воспринимает чужую культуру как данность. То есть своя культура близка и
понятна, а из другой можно взять что-то полезное для себя. Но она все равно
остается чужой, и относиться к ней можно только равнодушно. А вот третья
категория — это те люди, что готовы принять чужую культуру, они не считают ее
неприемлемой для себя, напротив, стараются как можно больше взять из нее, чтобы
обогатить свой внутренний мир.
— Вы относитесь именно к третьей категории, —
проговорила я. — Можно даже и не сомневаться.
— Вы тоже, — ответил художник, — хотя,
возможно, сами еще этого не понимаете. А знаете, как можно легко распознать
людей всех этих трех категорий? — Он сделал паузу.
— И как же? — поторопила я его. — Не тяните.
— Легко, — он улыбнулся. — Первые никогда не
могут правильно произнести чужое имя или чужое название, обязательно
исковеркают. Вторые могут и не ошибиться, но при этом будут смеяться, а вот
третьи с легкостью произносят даже самые трудные имена и названия, и смеха у
них это не вызывает.
— Ну и теорию вы разработали. — Я смеялась. —
Конечно, за отсутствием чего-то лучшего сгодится и эта, но мне кажется, что вы
слишком категоричны в своих выводах. Все может оказаться и совсем не так.
— Вероятно, вы правы, — он засмеялся вместе со
мной, — но знаете, Леда, я ведь не на пустом месте построил свою теорию.
Это результат многих лет наблюдения за людьми.
Давайте еще выпьем? — предложил он и, не дожидаясь
моего согласия, отправился к стойке.
— Так вы, значит, еще и за людьми наблюдаете, —
этими словами я встретила его, когда он вернулся, — и делаете это,
наверное, исподтишка, чтобы они ничего не заметили. Вы, оказывается, вуаерист,
мистер.
— Все люди в какой-то степени вуаеристы, — ответил
он, забирая мою руку и чуть сжимая пальцы, — а что в этом плохого? Мы
смотрим на других, оцениваем их, чтобы лучше понять самих себя.
— Ой, — я притворно сморщилась, — только не
надо меня грузить всей этой философией! Давайте поговорим лучше о чем-нибудь
приятном. Или интересном. Или смешном. Вы знаете какую-нибудь смешную историю?
— Знаю, и немало, — он кивнул. — А может, мы
с вами будем чередоваться? Так, бокалы почти пусты, надо их снова наполнить.
— Я пас, — для верности я прикрыла рукой пустой
бокал. — Мне еще ехать, а в пьяном виде, согласитесь, это весьма тяжело.
Особенно когда трясет и мотает.
— Ехать? — Художник с удивлением посмотрел на
меня.
— Конечно, — я кивнула. — В Москве мне больше
делать нечего, поэтому, — я посмотрела на часы, — через пару часиков
я отбываю в родной Питер.
— Уже? — огорчился художник. — А вам
обязательно нужно уезжать? Может, все-таки задержитесь? Мы бы погуляли вечером
по Москве, а потом…
— Что потом? — спросила я. — Бегали бы,
высунув язык, в поисках места в гостинице?
— Зачем же? — Он улыбнулся и кончиками пальцев
коснулся моей щеки. — Я же говорил вам, что сам коренной москвич и в
Петербург переехал всего несколько лет назад. Здесь у меня осталась квартира
родителей. Поэтому мы отлично сможем устроиться там.
Вот только этого мне не хватало! Только этого! Ночь в чужой
квартире, да еще и с чужим мужиком, который, видимо, не станет разводить
церемонии, а прямо и конкретно приступит к делу. То есть к моему телу. Нет уж!
Не скажу, что я такая уж святая и всего одного мужчину знала, десятка три
наберется за всю мою сознательную половую жизнь, но сейчас меня как-то на
других не тянет, тем более что Герт всегда под боком. В последние три года
отошла я от всех этих скоропалительных романов. Не нужно мне приключений на
свою… Ладно, что он там распинается?
