— Послушайте, Владимир Иванович, — я старалась
говорить мягко и осторожно, — я понимаю, что вы обратились ко мне, потому
что в этом возникла необходимость… Вы попросили отвезти вазу, что я и сделала.
Но я кое-что забыла в кабинете у Пака, и мне пришлось вернуться. Когда я вошла,
то увидела, что ваша ваза разбита. Мне очень жаль, что так получилось, но,
наверное, он не рассчитывал, что она такая хрупкая.
— Значит, — прервал он меня, — вы говорите,
что ваза разбита?
— Да, — подтвердила я, — к сожалению.
Художник о чем-то напряженно думал, но потом махнул рукой и обратился ко мне:
— Я очень благодарен, Леда, что вы не отказались
выполнить мою просьбу. Но знаете, милая, вам не нужно по этому поводу
переживать. Если так случилось, что ваза разбита, то уже ничего не поделаешь.
Поэтому постарайтесь выбросить это из вашей хорошенькой головки. Давайте
поговорим о чем-нибудь приятном. Как вам, например, понравилось в Москве?
Что и говорить, Карчинский умеет удивлять людей. Он посылает
вазу в Москву, а когда ему сообщают, что ваза разбита, предлагает не брать это
в голову. У меня скоро она треснет от всех этих заморочек. И мне как, скажите
на милость, поступать? Тоже сделать вид, что все замечательно и великолепно?
Ладно. Если он хочет, то я именно так и сделаю. Но больше с
художником иметь никаких дел не желаю. Пусть поищет себе другую дурочку, а меня
увольте. Карчинский еще пробовал развлекать меня какими-то побасенками, но я не
реагировала, и он тоже быстро скис.
— Простите, — сказал он, торопливо взглянув на
часы, — но, к сожалению, у меня больше нет времени. Я не могу остаться с
вами. Может, вас подвезти?
— Нет, — я решительно отказалась, — я на
машине. Если что-то понадобится, Владимир Иванович, звоните. Телефон вы знаете.
— Спасибо, спасибо, — закивал он,
раскланиваясь, — очень вам благодарен за помощь. Но на этом позвольте
проститься.
И он очень быстро исчез, оставив меня с чашкой недопитого
кофе в очень мрачных размышлениях.
Но зачем я принимаю все случившееся так близко к сердцу?
Пусть Карчинский переживает, ему положено. А я? Да мое дело вообще сторона.
Попросили — отвезла, приехала — сказала об этом. Вот и все. Нет у меня больше
никаких проблем, и не надо их выдумывать. Успокаивая себя таким образом, я
постаралась выкинуть из головы мысли о художнике.
Кстати, не мешало бы позвонить маме. А еще лучше заехать.
Черт с ним, с отчимом, плевать на него. Пусть бурчит все, что угодно. Но
мамочкины наставления взбадривают лучше, чем пара глотков касторки. Вот пусть и
приведет мое душевное равновесие в порядок. И с этими благими мыслями я
покинула роскошную «Венецию», чтобы исполнить свой дочерний долг и навестить
дражайшую родительницу.
До квартиры матери было рукой подать, но я умудрилась ехать
туда не менее получаса. Затем вспомнила, что все-таки неудобно вот так
вваливаться, надо хотя бы что-нибудь к чаю захватить, и еще полчаса убила в
ближайшем от дома магазине. Зато мама будет довольна, получив любимый зефир в
шоколаде, причем свежий, только что привезли. Я уже хотела было надкусить
зефиринку, но потом передумала. Не маленькая уже, четвертый десяток как-никак,
а все на сладкое тянет. Ладно, успею еще попробовать, надеюсь, что даже после
выходки Герта меня без чая не оставят.
Я позвонила и принюхалась. Какой аппетитный запах, даже
сквозь две двери просочился! Жаль, что я не умею готовить так, как мама, а то
давно бы уже была шеф-поваром «Астории».
Я не ошиблась, мать священнодействовала на кухне.
— Еще двадцать минут, — заявила она мне
категорическим тоном. — Вымой пока руки и переоденься.
— А этот… твой… тоже будет? — полюбопытствовала я,
останавливаясь в дверях кухни.
— Сколько раз просила тебя не называть его
«этим», — вспыхнула мать. — Все-таки как-никак он твой отчим.
— Он твой муж всего лишь, — огрызнулась я, —
а мне он никто. Был никем, никем и остался. Так что, пожалуйста, не надо мне
никого навязывать.
— Ты все такая же злая. — Мать остановилась
напротив меня. — Я думала, вырастешь, перебесишься, но, похоже, на тебя
ничего не действует. Хоть бы из уважения ко мне не говорила так. Или я для тебя
тоже никто?
— Перестань, мам, — попросила я, — я ведь
совсем не собираюсь с тобой ссориться, но если ты хочешь, то я могу и уйти. В
самом деле, мне, наверное, уже пора.
— Перестань, — строго сказала мать, —
переодевайся, и сейчас будем обедать. Ты ведь должна мне обо всем рассказать,
или так и будешь отделываться разговорами по телефону?
Возразить было нечего. Я вздохнула и смирилась. По крайней
мере, хоть пообедаю нормально.
Нет, все-таки как благоприятно действуют на человека и материнские
советы, и материнские обеды. Это же просто чудо какое-то.
Я даже старалась не обращать внимания на все ее подковырки,
а также на глубокомысленные и заумные замечания ее супруга, который по привычке
вознамерился меня поучать. Больше всего мне досталось, конечно, за Герта. Я,
оказывается, и такая, и сякая, и совершенно не умею разбираться в людях, а если
уж мне так приспичило трахаться, то выбрала бы кого-нибудь из своих коллег.
При воспоминании о коллегах меня передернуло. Да с любым из
них я не согласилась бы переспать и за миллион баксов. Нет уж, увольте, они,
может быть, и распрекрасные люди, но со своей личной и сексуальной жизнью я
разберусь как-нибудь и без родительских совета и помощи. Поэтому я доела зефир
(отличная вещь, может, домой такого же купить?), допила чай, поблагодарила мать
за отличный обед и заботу и постаралась побыстрее убраться из ее гостеприимной
квартиры. Мне ведь еще дома предстоит заниматься разными домашними делами. А
они имеют обыкновение только прибавляться и никак не убывать.
Герта еще не было, и я, вместо того чтобы перейти к
скучнейшим домашним обязанностям, уселась в кресло с коробкой зефира и
предалась воспоминаниям и размышлениям. Не знаю, что на меня иногда находит, но
я без этого не могу. Сижу, копаюсь в своей памяти, как добросовестная
мастерица, которая подбирает для узора разноцветный бисер. Вот и я сейчас
выуживала бисеринки фактов из своей памяти. Что-то не давало мне покоя, ныло,
как больной зуб. Что-то явно не сходилось, но что именно, я не могла понять. В
водоворот каких странных событий я умудрилась попасть, когда встретилась
однажды совершенно случайно с Гертом на трамвайной остановке?
Интересно, а что было бы, если бы мы тогда с ним не
встретились? Он бы поискал утешения у какой-нибудь другой своей подружки или
все же вспомнил бы мой адрес? Чего теперь-то гадать? Его можно об этом и самого
спросить, если я, конечно, не усну до тех пор, пока он соизволит заявиться.
Нет, как все-таки в жизни иногда причудливо пересекаются дороги людей. Никак не
ожидаешь, что встретишься именно с этим человеком.
Однако одни встречи приносят радость, а о других хочется
побыстрее забыть как о чем-то весьма неприятном, даже отвратительном.
