— Но ведь вы… — начала я, но он перебил меня:
— Пообещал тебе кой-чего, так? А ты, дура, и поверила.
Кому ты нужна? Кто на тебя, старуху, позарится? Мало ли что я обещал. Я многим
обещаю. И нечего сюда мотаться, высматривать да вынюхивать.
— Ничего я не высматриваю! — разозлилась я. —
А вы мне, как помнится, ничего и не обещали, кроме интервью. Так что зря вы на
меня так набросились. Не забывайте, что мы с Гертом скоро поженимся.
— Это ваши дела, — немного остыл он. — Тогда
вообще непонятно, что тебе от меня надо… Ах, интервью… Это все отговорки,
дорогуша, никакого интервью тебе в помине не надо. Это все из-за тебя началось,
все мои несчастья, стоило тебе только появиться…
— Я-то тут при чем? — Я изо всех сил старалась
держать себя в руках. — Просто пришла с приятелем на выставку. Это не мне
в голову пришло просить у вас вазу. Ее захотела модель, если помните.
— Модель! Да, модель! — Карчинский взорвался:
— Все из-за этой… модели! Но ты тоже не лучше, —
он сгреб меня за куртку. — Ты такая же тварь, как и она! Такая же грязная
тварь. Ее давно надо было придушить, и тебя вместе с ней. Чтобы вы, проклятые
шлюхи, не мнили о себе слишком много! — Он ударил меня кулаком по лицу:
— Получи вот. А если мало, так я еще добавлю.
Левая сторона лица онемела, мне было ужасно больно, а он
пытался добраться до моей шеи. Я с силой отпихнула его, но он рванул меня за
волосы. От боли я вскрикнула и ногой с силой ударила ему в пах. Он утробно
рявкнул, выпустил мои волосы, схватился за больное место и, скрючившись, сполз
на пол. Задыхаясь, он с ненавистью смотрел на меня.
— Рада, сука? — хрипло выдавил он. — Ничего,
я до тебя еще доберусь, ты у меня плетки попробуешь. Кровью будешь блевать, о
пощаде просить, а я только посмеюсь. Иди пока, радуйся. Недолго тебе
осталось. — Он начал приподниматься.
Не дожидаясь, пока он встанет, я опрометью кинулась к двери.
Хорошенькое дело. Вот он как со мной поступает. А я собиралась сказать ему про
письмо. Тогда он точно убил бы меня на месте. Нет, с письмом нужно подождать,
пусть успокоится. Или действительно отправить его по почте. Так гораздо
безопаснее.
Заводя машину, я обернулась к мастерской и замерла. Темная
фигура осторожно приблизилась к двери и скрылась внутри. Похоже, что у
художника сегодня будет еще один гость.
Глава 24
Чертовски хотелось курить, просто невыносимо тянуло вдохнуть
горьковатый никотиновый аромат, почувствовать языком и небом знакомый привкус.
Не выдержав, я полезла в «бардачок» и глянула на себя в зеркальце. Чертов
ублюдок! Он же мне поставил огромный фонарь! Фонарь! Как самой распоследней
шлюхе! А я еще для него старалась! И что он мне только не наговорил! И как,
спрашивается, я скажу про это Герту? Он ведь тоже долго церемониться не станет,
а, чего доброго, навесит мне вторую блямбу. Ведь предупредил же, чтобы я к
художнику не лезла! Но я, как всегда, не послушалась… И, как всегда, вляпалась…
по самые уши. Что, ну что мне теперь делать?
Эти мысли занимали меня всю дорогу до дома. Я уже
приготовила душещипательную историю о нападении хулиганов и собралась ее
изложить своему дружку. Только бы поверил! Иначе у Карчинского сегодня вечером
будет еще один гость, помимо того, которого я уже видела. Интересно, кто это
мог быть и почему он так осторожно пробирался в мастерскую?
Я уже выбиралась из машины, когда заметила мятую бордовую
розу, которую преподнес мне Арлекин. На кого он все-таки похож? Никак не могу
вспомнить, но все время вертится мысль, что я его знаю. И голос знаю, и манеры,
но никак не могу вспомнить. Вот, пожалуйста, еще одна загадка.
Я попыталась надвинуть на лицо волосы и поднять повыше
воротник куртки, чтобы мое левостороннее украшение не слишком бросалось в
глаза. Но, как назло, столкнулась в дверях подъезда с соседкой со второго этажа
Юлией Эдуардовной. Она сразу все подметила проницательным взглядом и довольно
прищурила глаз. Все, теперь она разнесет новость по всему подъезду. Не то чтобы
меня это слишком трогало, но стало как-то неприятно и противно.
Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы сразу начать
рассказывать свою историю, но оказалось, что рассказывать, собственно, некому.
На кухне я нашла записку: «Буду поздно, Герт». И все. Никаких вам объяснений,
никаких вам извинений. Коротко и ясно. Зато и я буду избавлена на некоторое
время от выяснения отношений. Я кинула розу на трюмо и прошла в комнату.
Подведем итоги. Денек выдался на редкость насыщенным. Да,
скучать мне не пришлось. Я узнала кучу новостей. Причем самых разных. Первое.
Лилька зачем-то ушла в «Криминальный Петербург». Что ее на это подвигло,
остается только гадать. Второе. Якобы начался роман у Гузько и Ирочки
Кривцовой. По этому поводу могу сказать только одно: Ирочка ничего не станет
делать, хорошенько не подумав и не взвесив все «за» и «против». Если она так
поступила, значит, ей это зачем-то нужно. Как говорил один мой знакомый: «Если
мы не знаем причину, то это не значит, что ее нет». Причину, разумеется, знает
Ирочка, но она совсем не обязана сообщать ее всем и каждому. Третье. То, что
непосредственно касается меня. Статьи о модели. Сначала белые, просто
белоснежные, чтобы никакого намека на какую-нибудь грязь, теперь
черные-пречерные, чтобы никакого просвета. Заказчик поменялся. А мне,
собственно, волноваться не о чем. Я выполняю свою работу. Все материалы где-то
появлялись, и никто не виноват, что модель ведет себя неподобающим образом.
Кстати, можно ведь упомянуть и приснопамятный эпизод в галерее. Это, конечно,
не очень честно, похоже на мелкую месть, но… почему бы и нет?
Теперь о самом неприятном, то есть о художнике. Совсем уж
непонятно, чего он так взбесился? Почему он был так недоволен тем, что я
приехала в мастерскую? Что вообще происходит? И что за странные отношения
связывают его и Александра Пака? Карчинский шлет ему в подарок вазу, тот ее
разбивает и хочет послать человека, чтобы тот с художником разобрался. Что они
все помешались на этой вазе? А тут еще и модель с ее желанием купить вазу.
Ничего из этого, конечно, не вышло. Ваза тю-тю, ее украли. Кстати, кому могла
понадобиться именно та ваза, которую прислали из Кореи? Там ведь экспонатов
хватало. Вот и взяли бы другую. Или кражей занимался специалист по
дальневосточному искусству. Больше искусствоведам делать нечего…
Искусствовед! Я чуть не подпрыгнула. А ведь есть такой
специалист, есть искусствовед. Тот, который прикидывается
художником-авангардистом и который постоянно оказывается в нужном месте в
нужное время. И в Москву приехал, и на кладбище, когда хоронили рокера, успел.
Да не просто успел, а разговаривал там с Дианой. Меня снова передернуло. Я ведь
вспомнила, кого мне так напомнил сегодня Арлекин. Я ведь узнала и его повадки,
и его голос. Иванов. Конечно, это был Иванов.
Стоп! Это уже паранойя. Вот чего он не мог наверняка знать,
так это, что я сегодня появлюсь на набережной. Я и сама до последнего момента
не знала, что окажусь там. Но факт остается фактом. Похоже, это действительно
был он. Придется смириться с таким невероятным совпадением. Интересно, а зачем
он участвовал в спектакле? Странное самовыражение бывает иногда у людей. Ну я
еще могу понять, когда этим занимаются студенты.
