— Сама придумала? — спросил он, совсем как
несколько дней назад Иванов. — Занятно мыслишь.
— Так говорил один мой приятель-философ. —
Разговор напоминал почти дубль того, предыдущего.
— Да, — Старый рокер мотнул головой. —
Действительно, так мог сказать только философ. Он умер?
— Не знаю, — я растерялась. — Уехал в Сибирь,
а больше я о нем не слышала.
— Значит, умер. Такие слова мог сказать только
обреченный.
Он тяжело поднялся, пребывая в глубочайшей задумчивости,
даже отрешенности. Я не знала, о чем думал этот человек, проживший долгую и, в
общем-то, никчемную жизнь. Может быть, о своем одиночестве, которое является
единственным его спутником на закате лет? Невольно он вверг и меня в состояние
отрешенности, и, возможно, поэтому я не сразу заметила сверток, по рассеянности
оставленный им на скамейке. Старый рокер уже исчез, и мне пришлось взять
сверток с собой… Какое-то странное чувство охватило меня, когда он оказался в
моих руках. Я заспешила к выходу из парка. Почему этот человек всегда говорит
загадками? И почему он вдруг заговорил о красоте? И еще мне хотелось узнать,
что в таинственном свертке. Но хватило сил не развернуть его до самого дома.
* * *
Я сидела и не отрываясь смотрела на вазу мэбен, которая
стояла на столе. Невероятно! Мысли прыгали, как мячики от пинг-понга. Ваза
мэбен! Широкое тулово и вытянутое узкое горлышко, которое предназначено всего
лишь для одной-единственной цветущей веточки сливы мэхва. Какое изящество
линий, какие странные впадинки, по ним так и хочется провести кончиками
пальцев, коснуться каждой неровности, каждой выпуклости, чтобы подняться к
самому горлышку.
Ваза мэбен! Я вздрогнула. «Я наконец-то получила ее, —
прозвучал в памяти голос. — Я всегда получаю то, что захочу». И тут же
другой: «Убийца забрал вазы». Я вскочила и бросилась к телефону. Только бы
Воронцов был на месте!
Только бы!
Она повернула голову и снова взглянула на вазу. Какое
совершенство! Оно никогда не сможет надоесть. Чем больше смотришь на нее, тем
больше открываешь. Совсем как в самой себе. Раньше она не могла бы сказать, что
ей нравится собственное тело, такое доступное и потасканное. Но теперь… Теперь
она может любоваться собой часами.
Диана медленно встала и перешагнула через край ванны,
наполненной лопающейся розовой пеной. Небрежно накинула халат и подошла к бару.
Что бы выбрать? Пожалуй, немного мартини. Теперь она может выбирать все, что
угодно. Раньше за нее выбирали другие, но теперь они с ума сходят от ее лица,
походки, фигуры, ее чарующей полуулыбки.
Скрипнула дверь, и раздались тяжелые шаги. Диана спокойно
повернулась, не ожидая ничего плохого.
— Не узнаешь, сучка? — раздался голос, и бокал
выпал из ее пальцев…
Он спокойно смотрел на распростертое тело. Да, она была
получше других. Точно знала, что это конец, и даже не сопротивлялась. Она
просто смотрела и смотрела на него, словно стараясь запомнить перед смертью. Ее
дело. Больше уже никто и никогда не увидит улыбку этой твари, которая может
прикинуться такой невинной. Она мертва и навсегда унесет в могилу свою
постыдную тайну. Да и его тоже. Мертвые не умеют говорить. А у него появится
возможность распрощаться с этим жалким существованием, которое может влачить
лишь совершенно никчемный человек. Это сокровище, оно станет его пропуском в
другой мир. Конечно, там будет немало гнусных тварей, которых он ненавидел:
сытых, бездарных идиотов, мнящих себя королями. Но он сумеет навести там
порядок, обязательно сумеет…
Мир качался, плыл, разваливался на куски, разбегался вокруг
радужными пятнами. А внутри все дрожало, как натянутая струна. Еще немного, и
она захлебнется высоким стоном, и этот стон будет последним, что он услышит в своей
жизни, прежде чем его навсегда поглотит вселенская чернота. Нет, он не
поддастся ей. Пусть все хоть распадется на куски и станет с ног на голову. Но
он доведет все начатое до конца, он все успеет. Его не обманут глубокие глаза,
потому что он тоже давно знает про душевную чистоту. Он пообещал ей встречу, но
она не знает, что эта встреча состоится так скоро. Осталось совсем немного.
Он прислонился к стене дома и пытался отдышаться. Ничего, у
него еще немного осталось. Должно помочь, всегда помогало и теперь поможет.
Сейчас, вот сейчас он в очередной раз посмотрит на красоту смерти, которую,
кроме него, не способен оценить ни один из смертных.
Я сидела, напряженно ожидая телефонного звонка. Похоже, что
Воронцов все понял и даже поверил мне. Теперь Старого рокера будут искать.
Господи, неужели это действительно он? Не верилось. Мы ведь так уважали его
раньше. Для нашего поколения, конечно же, он был старым, но для тех, кто старше
нас, он ведь настоящий кумир.
При чем здесь это? Голова забита глупыми мыслями, но думать
о чем-то другом я просто не в состоянии.
Не в силах усидеть на месте, я встала и заходила по комнате.
А если все-таки не он? Тогда у меня с души свалится огромный камень. Конечно,
не он! С чего только я это взяла. Подумаешь, вазы… Ему ведь их мог передать
настоящий убийца. И потом, зачем ему убивать? Банкира, рокера, художника. Опять
нет логики. Как там говорил Воронцов? У убийцы никогда нет логики. Он играет в
какую-то свою игру. Это нам кажется, что эти три смерти не связаны, у этих трех
человек не может быть ничего общего. Но он-то… Возможно, он знает про них то,
что неизвестно другим, про их связь…
Три таких разных человека. А связующее звено Диана. Диана!
Черт возьми! Как же я сразу не догадалась. А ведь он мог так шаг за шагом
подбираться к ней! Стоп! У меня ведь был где-то ее телефон. Как обычно, если
что-то нужно, никак не находится. Ага! Вот. Это он и есть. Главное, чтобы она
ответила. Один раз я предупредить не успела, но теперь нужно успеть
обязательно. Я лихорадочно тыкала в кнопки, но мне ответили лишь долгие гудки.
Трубку никто не брал. Может, ее нет дома? Я попробовала еще раз, потом еще и
еще. Не стоит отчаиваться, я все равно дозвонюсь. Щелкнул дверной замок, но я
не обратила на это внимания/Наверное, Герт вернулся.
— Положи трубку, — сказал сумрачный голос. —
Это бесполезно.
Передо мной стоял Старый рокер.
Слова застряли у меня в горле, а трубка выпала из рук.
— Диана, — пролепетала я непослушными губами.
— Эта тварь мертва, — откликнулся он. —
Встань.
Я повиновалась, хотя ноги меня не держали.
— Сюда, — вынул руку из кармана, взмахнул ею.
Тонко заныла струна, рассекая воздух. — Подойди.
— За что? — Слезы сами собой лились из глаз, но я
не замечала их. — За что, Старый рокер?
— За то. — Он приостановился. — Я знал, что
меня так называют за глаза, но никто никогда не говорил этого вслух. За
то, — повторил он, — что никому не дано судить. И ты не можешь
рассуждать о красоте, ведь сама не обладаешь душевной чистотой. Ты ею не
обладаешь, шлюха. А порок и красота — несовместимы. Может, ты поймешь это хоть
перед смертью. Вы все не имеете права быть красивыми.
