– Конечно, – вздохнул майор. – Я вам верю, Маргарита Борисовна, но это ничего не меняет…
– Вы правы, не меняет: я убила и Дашу, и Якова… Но мне уже все равно, ведь его больше нет! Я даже рада, что вы пришли: теперь мне не придется держать все в себе… И не придется видеть эту Яну!
– И все эти годы Шарипова хранила вашу тайну? – пробормотала я, покачивая головой. – Она помогла вам в тот раз, потому что была влюблена в Якова Борисовича? И именно поэтому ваш брат предпочитал держать ее при себе, хоть и терпеть не мог – потому что он знал?
– Да, Яша знал правду о том, что в действительности произошло, – я не смогла соврать ему.
– И он вас не выдал?
– Конечно, нет – как он мог предать собственную сестру?! – возмутилась Кармина. – Да и Даша эта ничего особенного для него не значила – так, проходной персонаж в длинной, богатой на события жизни… Что ждало его с ней? Пошли бы дети, пеленки-распашонки, семейные склоки, а ведь Якова ждала блестящая карьера! И он всего этого добился – его имя известно во всем мире…
Кармина еще что-то говорила, но я уже «отключилась», одолеваемая грустными мыслями о том, что порой любовь оказывается более жестокой и разрушительной, чем самая злая ненависть.
Эпилог
Никогда ничем подобным не занималась, но в этот раз просто не смогла сдержаться. Шилов находился в душе, а его телефон запищал, возвещая о приходе эсэмэски. Не раздумывая, я взяла трубку и, открыв сообщение, прочла: «Рада, что твоя А. в порядке. Скучаю. Когда увидимся?» «А.» – это, видимо, я. Странно, но, прочтя короткий текст, подтверждающий мои подозрения, я не испытала ни обиды, ни горечи – сама не понимаю почему. Рано или поздно эта проблема потребует решения, но не сегодня. На сегодня у меня уже имелся план, и от того, насколько хорошо я все просчитала, зависело многое – и моя личная жизнь, и возможность продолжения работы в ОМР. Так что, когда Шилов наконец вышел из ванной, весь такой чистый и хорошо пахнущий, я чмокнула его в щеку, и мы пошли на кухню. Перед тем как сесть за стол, он прочел сообщение на телефоне.
– Ты не обидишься, если я ненадолго уйду? – виноватым голосом поинтересовался он.
– Что-то случилось? – невинно спросила я.
– Одному приятелю обещал помочь – он спину потянул, а я совсем забыл… Это недалеко – часа полтора, и я дома!
– Не торопись, – милостиво сказала я.
– Что я сделал, чтобы заслужить тебя? – тихо спросил Шилов, целуя меня в висок. Это всегда вызывало во мне волну непреодолимого желания, но на этот раз я ничего не почувствовала – ну совершенно ничего! Как только дверь за мужем закрылась, я стала собираться. Натягивая пальто, вдруг поймала взгляд Юбера, и мне почудилось, что пес смотрит на меня с укоризной. Я сочла необходимым оправдаться:
– Он первый начал! – и выскочила на площадку. В запасе у меня было как минимум два часа, но, даже если опоздаю, оправдываться не стану.
Я не была уверена, что Лицкявичус окажется на Лиговке – он вполне мог укатить в свою загородную резиденцию. Тем не менее я надеялась, что найду его в старом доме дореволюционной постройки с превосходным видом на огни города. Позвонив в домофон, я практически сразу же услышала его голос:
– Кто?
– Это я…
Продолжительный гудок дал понять, что дверь открыта. Сразу же за мной в слабо освещенный подъезд вошла пожилая женщина, неся под мышкой собачонку в переливающемся всеми цветами радуги ошейнике. Когда лифт остановился на этаже Лицкявичуса, я поймала настороженно-любопытный взгляд незнакомки. Обернувшись у самой квартиры, так как не слышала, чтобы лифт двинулся дальше, я увидела, что женщина выглядывает из кабины. Решив не обращать на нее внимания, я тряхнула головой и уже собиралась позвонить в звонок, как вдруг дверь распахнулась, и я едва не ввалилась внутрь. Лицкявичус поймал меня буквально в полете. Наши глаза встретились. Лифт пошел дальше – видимо, мадам вдоволь насмотрелась на происходящее. Он не произнес ни слова, просто отступил в глубь прихожей. «Ну, вот и все! – сказала я себе, прикрывая дверь за спиной. – Рубикон перейден…»
