– Попробую, – кивнула Яна. – Как в сказке про Синюю Бороду: вот тебе ключи, только не ходи в эту комнату…
– Я – не Синяя Борода, – снова надулся Лис. – И не Тень отца Гамлета. И вообще, прах вас побери, прекратите меня сравнивать со всеми подряд… Я – не все.
– Обычно те, кто торжественно произносит эту фразу, ведут себя как все прочие, – заметила Яна, вспомнив Павлика, который тоже очень не любил, когда его с кем-то сравнивали.
Лис ничего не ответил и поспешил сменить тему:
– А вы, кажется, ночью ко мне наведывались?
– Всевидящее око… – вздохнула Яна и, поняв, что в ближайшие полчаса работать ей не дадут, переставила ноутбук на табуретку. – Наведывалась. И взяла почитать вашу книгу – хотя я не сомневаюсь, что вы и об этом знаете.
– Верно, что не сомневаетесь, – кивнул Лис и расплылся в самодовольной улыбке. – Ну и как она вам показалась?
Яне бы хотелось ликвидировать эту самодовольную улыбочку посредством жесткой критики, но врать не хотелось. Тем более написано было и впрямь хорошо.
– Я успела прочитать три рассказа. Упоительный слог, красочные образы. И никакой фальши, надуманности.
– Я этого не терплю.
– Честно говоря, по вас не скажешь.
– Экая вы оса… Хоть как-нибудь, да укусите.
– Да вы же сами меня вынуждаете. Вы не терпите фальши, а я – самодовольства.
– Вам не нравятся люди, которые осмеливаются быть самими собой? – поинтересовался Лис, присаживаясь на корточки возле Яниного кресла.
– Между «быть самим собой» и «быть самим собой довольным» – огромная пропасть. Вспомните классику – ибсеновского «Пера Гюнта»…
– Ибсен всегда казался мне слишком прямолинейным. И этот его феминистический настрой, признаться, сильно меня раздражает. С чего этот твердолобый драматург решил, что женщин не устраивает их мнимая несвобода? Эх, видел бы он этих послереволюционных дамочек, совершенно по-другому бы начал писать… Никакой женственности, никакого шарма, никакой индивидуальности… Воистину коня на скаку остановит… И зачем такой женщине нужен мужчина, уму непостижимо… Нет, я решительно этого не понимаю… Как и вашего, Ясенька Евгеньевна, добровольного затворничества и одиночества…
– И что же, по-вашему, во мне тоже – никакого шарма, никакой индивидуальности? – ни с того ни с сего спросила Яна.
Лис поднял на нее глаза, подернутые пепельной дымкой, и Яна тут же пожалела, что задала этот вопрос. Он сидел так близко к ней, что она могла бы дотронуться рукой до его руки. Или лица, испещренного мелкими шрамами. Ей даже показалось, что она слышит его дыхание. Яна почувствовала, что краснеет, выдает себя, и тут же отвела взгляд. Но было уже поздно – он заметил ее смущение.
«Это же призрак, призрак, всего лишь призрак… – убеждала себя Яна. – И чего так смущаться, краснеть, тяжело дышать?»
– А ведь я вас смущаю, Ясенька Евгеньевна… – не преминул озвучить свои подозрения Лис, и Яна не стала даже поднимать глаз, испугавшись, что и сейчас увидит эту ужасную самодовольную улыбочку, от которой ей станет еще хуже. – А ведь вы не из простого любопытства свой вопросец задали…
– Послушайте… – начала было Яна, но Лис ее прервал:
– Нет, это вы послушайте. Ведь вы же задали вопрос? Нет, Ясенька Евгеньевна, я не считаю вас лишенной шарма и женственности. В вас очень много очарования, несмотря даже на то, что вы старательно пытаетесь его скрыть за этими всеми черными балахонами и нелепыми штанами. Вы удивительно наивны для своего возраста – ведь, познакомившись с вами, я даже подумал, что вам не больше двадцати, – вы это знаете, а потому скрываете за резкостью слов и действий. Вы – мечтательница, вы верите в сказки, хотя и это вы пытаетесь скрыть даже от себя самой. Я бы не сказал, что вы – яркая женщина, потому что вы раскрываетесь лишь перед теми, для кого, как вам кажется, имеют значение ваша душа, ваши мысли, все это ваше, что вы холите и лелеете внутри себя… Вот что я думаю о вас, милая Ясенька Евгеньевна… И еще я думаю, что не очень-то вы стремились к одиночеству, когда отправили себя в эту ссылку. Недаром же вы этот свой ящик с картинками никогда не гасите. Он знай себе бормочет что-то, а вам и чудится, что вы – не одна.
– Когда это вы так хорошо успели меня изучить? – поинтересовалась Яна, пытаясь из последних сил сохранить на лице невозмутимое выражение.
– Много ли времени на это нужно человеку, которому нечем заняться? – грустно улыбнулся Лис. – Знаете, я ведь тут с ума от скуки схожу. Иногда готов выть волком… или затявкать по-лисьи… Потому что никого нет… Временами кто-то появляется на горизонте моего одиночества, но в большинстве своем – люди чужие, чуждые даже… Вы, если не считать, конечно, Леонида Матвеича – он тоже по-своему интересен и весьма забавен… – первый человек, которому я с такой легкостью открылся. Поначалу мне показалось, что я сделал непоправимую глупость, но, хвала богам, выяснилось, что я ошибся, предположив подобное. Если бы не беседы с вами, милая Ясенька Евгеньевна, мне только бы и оставалось, что до дыр зачитанные книги да воспоминания, которыми я до сих пор живу.
– Я знаю только о том, что вы – писатель. И о вашей поездке в Шотландию, – улыбнулась Яна, удивленная этой исповедью, довольно грустной, несмотря на пафос, без которого Лис, по всей видимости, просто не умел обходиться.
Лис посмотрел на нее почти что с благодарностью: наконец-то хоть кто-то обнаружил интерес к его жизни, подробностями которой он до сих пор мог делиться только с Ленечкой.
– В Шотландии мне удалось побывать незадолго до революции, – оживленно начал он. – Наверное, это самое сильное впечатление, которое я испытал за всю свою жизнь. Если бы вы там были, Ясенька Евгеньевна… Если бы видели то, что видел я… Хрустальные озера, мглистые сумерки, полные загадочных шорохов… А все эти местные легенды… Жаль, я скверно знаю язык, но мне посчастливилось поехать с моей возлюбленной, которая прекрасно говорила по-английски. Увы, Анна… не правда ли, удивительное совпадение? – Он с улыбкой покосился на Яну. – Да, да, ее звали именно Анной, не Маккримонс, конечно, но все-таки Анной… Так вот спустя год Анна ушла от меня к моему приятелю. Как я был непоправимо юн и наивен в те годы… Я даже предложил ему стреляться, но он, к счастью, оказался трусом. Утешало только то, что мы с Анной не были женаты, впрочем, замечаю по вашему взгляду, да и впрямь это так – сомнительное утешение. Боги мои, как я был влюблен в эту статную светловолосую красавицу, но, увы, мне предпочли какого-то хлыща! Прах меня побери, сколько воды утекло с тех пор, а мне все еще больно вспоминать об этом… А потом, уже вернувшись в Россию, я повстречал свою первую жену, которая тоже недолго со мной оставалась… Представьте себе, милая Ясенька Евгеньевна, она предпочла мне женщину!.. Решила по играть в Сафо, прах ее побери, уж простите старому Лису его ругательства…
Яна улыбнулась, вспомнив Стасика Половцева и его постоянное возмущение по поводу Ольгиной ориентации. Правда, в отличие от Лиса Стасик не знал, кто такая Сафо.
