– Без понятия!
– Родному племяннику вице-губернатора.
Я тихо присвистнула.
– То есть кому-то наверху страшно невыгодно, если станет известно, что «Виталайф» опасен для здоровья?
– Совершенно верно.
– И что из этого? Вы же сами сказали, что следственные органы никак не связывали эти дела, так откуда об этом вообще стало известно?
– А как у нас все становится известно? – пожал плечами Лицкявичус. – Журналисты раскопали, разумеется! Еще немного, и разгорится скандал почище милдронатовского. Задача ОМР все проверить и выяснить, действительно ли существует связь между этими смертями. На некоторое время все материалы по умершим от отравления синильной кислотой передали ОМР. Сделали это насильственным образом, отобрав их у следователя, которому они были отданы первоначально, как только наметилась зацепка с «Виталайфом».
– Получается, если бы не та статья, никому и в голову бы не пришло, что между всеми этими смертями есть что-то общее?
– Трудно сказать, – пожал плечами Лицкявичус. – В любом случае вице-губернатору – а значит, и губернатору тоже – не нравится, что следствие движется только в одном направлении. Мы должны установить, действительно ли смерть этих людей наступила вследствие отравления «Виталайфом».
– А потом? – спросила я.
– А что – потом?
– Что вы собираетесь делать после того, как все выясните? Ну, в случае если «Виталайф» и в самом деле опасен?
Лицкявичус задумчиво посмотрел на меня.
– Вы, Агния, схватываете влет, – произнес он наконец. – Нам надлежит обо всем доложить вице-губернатору лично – «независимость» и «демократия» в действии. Другие люди, а не мы, будут решать, что со всем этим делать.
– Все равно, я участвую! – выпалила я, выпрямив позвоночник до такой степени, что заныла спина.
– Вы – что? – переспросил Лицкявичус, с любопытством глядя на меня.
– Хочу принимать участие в вашем… расследовании, – пояснила я. – Умерла моя подруга, и мне неважно, кто в этом замешан, единичный это случай или серия преступлений. Я всего лишь хочу выяснить правду.
Лицкявичус снова внимательно на меня посмотрел.
– Что это – чувство вины? – поинтересовался он. – Помнится, свое расследование в больнице вы начали именно из-за этого, я прав? А сейчас в чем вы себя вините?
Глупо, конечно, но мне почему-то казалось: если бы мы с Лидой не потеряли связь друг с другом, это могло бы что-то изменить! Но я не собиралась изливать душу первому встречному, особенно такому, как Лицкявичус, – грубому и черствому человеку. Вместо этого я задала вопрос:
– А вы почему согласились? Насколько я понимаю, лишние деньги вам ни к чему: вы работаете в частной клинике, преподаете в военно-медицинской академии, пишете книги, а в ОМР наверняка платят копейки. Так как вас заставили возглавить эту странную организацию?
Лицо Лицкявичуса было непроницаемо. Я уже успела понять, что он вообще не слишком склонен к открытому выражению эмоций (если, конечно, способен их испытывать!). В принципе я вполне могла ожидать, что Лицкявичус пошлет меня куда подальше со всеми моими вопросами, однако он этого не сделал.
– Вы правы, Агния Кирилловна, – сказал он спокойно. – У меня действительно имеются свои причины, но я не намерен обсуждать их ни с вами, ни с кем бы то ни было другим. Я не думаю, что вам стоит вмешиваться…
– Ну, Андрей Эдуардович! – вдруг раздалось из-за перегородки. Видимо, Пеппи, как я мысленно окрестила Вику, подслушивала наш разговор и решила наконец вмешаться. – Почему Агния не может помочь? Разве не лучше, если этим делом займется больше народу? Ведь у вас так мало сотрудников: кто ж согласится на таких драконовских условиях – денег почти не платят, работы много…
– Вика! – грозно прервал девушку Лицкявичус. – У тебя сегодня, кажется, выходной?
Девушка зашла за перегородку. Вид у нее был как у нашкодившего подростка, но я видела, что она нисколько не испугалась суровости босса.
– Вы же знаете, Андрей Эдуардович, – проговорила она, сложив губы бантиком, – что у меня халтурки случаются. Дома условий нет, а тут все-таки аппаратура…
– Вот и занимайся своим делом, – посоветовал Лицкявичус.
– Платон, ты не прав! – многозначительно изрекла Вика и удалилась, гордо вскинув голову, словно породистая лошадь. Вернее, пони – до лошади в натуральную величину Пеппи еще не доросла.
Взглянув на Лицкявичуса, я с удивлением обнаружила, что он изо всех сил пытается сохранить серьезность, хотя его холодные глаза на несколько мгновений стали теплее – хотя допускаю, что могла и ошибаться. Решив ковать железо, пока горячо, я сказала:
– Если вы думаете, что меня можно остановить, то ошибаетесь: я сама займусь независимым расследованием, и вы ничего не сможете сделать. Результаты вскрытия Лиды скоро придут, и я воспользуюсь ими независимо от вас. Но на самом деле в ваших интересах позволить мне участвовать в качестве человека, вхожего в семью жертвы. Мы ведь не знаем всех обстоятельств, а я могу, не вызывая лишних подозрений, действовать в наших общих интересах.
На лице Лицкявичуса снова ничего не отразилось. Очевидно, он раздумывал над моим предложением, но я не могла прочесть по его отсутствующему выражению никаких предварительных результатов. Наконец он изрек:
– Хорошо. Если вы все равно собираетесь путаться под ногами, то лучше иметь вас в нашем стане! Расскажете мне все, что смогли выяснить у родственников вашей подруги. Вы сможете порыться в ее вещах?
– Вещах? Что конкретно вы имеете в виду?
– Аптечку, косметичку – все!
– Постараюсь. Это, конечно, непросто, но я справлюсь. Насколько я понимаю, у вас нет полномочий милиции и прокуратуры, и на ваши вопросы Коганеры отвечать не обязаны, не говоря уже об обыске?
Лицкявичус неопределенно повел плечами. Этот жест я истолковала как подтверждение моего предположения.
– Оставьте ваши координаты, – предложил он. – Я свяжусь с вами, как только лаборатория предоставит результаты по трупу… вашей подруги, – добавил он, судя по всему, решив, что его слова прозвучали слишком уж равнодушно по отношению к Лиде. Разумеется, я оставила ему все телефоны, включая шиловский, но, будучи далека от мысли, что Лицкявичус действительно выполнит свое обещание включить меня в команду на время расследования, я решила действовать самостоятельно. Начать следовало с вербовки сторонников в ОМР, и так как я пока не знала никого, кроме Пеппи, то именно она и должна была стать первым союзником. К счастью, девушка, похоже, и так на моей стороне, учитывая ее вмешательство в наш с Лицкявичусом разговор, хотя Вику об этом никто не просил. Я предложила девушке выпить вместе чаю или кофе, и она, несмотря на то что в офисе была прекрасная кофе-машина, с радостью согласилась. Позволив Вике заказать все, что она пожелает, я принялась за расспросы. Выяснилось, что Вике восемнадцать лет (а не четырнадцать, как я полагала!). Она учится в университете на биологическом факультете и уже имеет степень бакалавра, а в этом году готовится стать магистром – после защиты диплома.
