– Та, что сверху.
Взяв ее в руки, я раскрыла и на первой же странице увидела на фотографии знакомое лицо – лицо Екатерины Гордеевой! Я хорошо ее помнила и сейчас легко узнала, несмотря на то что женщина в момент фотосъемки была уже явно мертва.
– Ее убили! – пробормотала я. – Когда?
– Судя по отчету патологоанатома, больше месяца назад.
– Причина смерти?
– Та же, что и у других – смертельная инъекция.
– Боже мой… Как же так? Она ведь отсидела свое, правда, не лишилась права заниматься медицинской деятельностью, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, – резко подтвердил Лицкявичус. – И теперь она мертва.
– Что же это делается? – пробормотала я растерянно. – Неужели и в самом деле в городе орудует маньяк? Что это может быть за человек?
– Судя по тому, что говорит Павел Кобзев, одно из трех – либо это просто псих, который зациклен на медицине без всякой на то причины, либо он сам имеет к ней отношение, либо он не просто так выбирает своих жертв.
– Вы полагаете, каждый из этих людей мог каким-то образом соприкоснуться с убийцей?
– Исключено! Они не просто работали в разных клиниках, но и являлись специалистами в разных областях медицины.
– Значит, все-таки маньяк…
Я решила рассказать Лицкявичусу о том, что успела узнать о Юлии Устименко. Он выслушал меня молча, не перебивая.
– Знаете, Агния, я тут подумал… – начал он, как только я замолкла.
– Да, Андрей Эдуардович?
– Не стоит вам этим заниматься. Я позвоню Артему Ивановичу…
– Погодите, почему это – не стоит? – возмутилась я. – Ну, предположим, с первого раза у меня ничего путного выяснить не получилось, но это не значит, что я не сумею докопаться до сути – дайте мне время!
– Агния, дело не в вас, – покачал головой Лицкявичус. – Дело в том, что это становится слишком опасным. Мы не знаем, по какому принципу этот… маньяк выбирает своих жертв, вы же, занимаясь расспросами, рискуете вызвать его интерес!
Я, признаюсь, оторопела. Значит, глава ОМР беспокоится о моем благополучии? Это не его обычные шовинистские штучки, не сомнения в моей компетентности или способностях – просто Лицкявичус боится, что я сама могу привлечь внимание серийного убийцы. И я не знала, радоваться мне такому отношению или огорчаться.
* * *
Несмотря на то что босс совершенно ясно дал понять о нежелательности моего дальнейшего участия в деле, я все же решила попросить Карпухина добиться для меня разрешения на свидание с мужем Юлии Устименко, не ставя в известность главу ОМР. Мне хотелось самой взглянуть на этого человека и понять, что он собой представляет. Если Анатолий Устименко просто стал жертвой недобросовестности следователя, который вел его дело, то я считала несправедливым тот факт, что он сидит в тюрьме, а кто-то другой, находясь на воле, по-прежнему вершит свои черные дела.
– Только будьте осторожны, Агния, – предупредил меня майор. – Постарайтесь не давать Устименко слишком больших надежд на освобождение: в конце концов, мы не уверены в его невиновности. Именно поэтому я не стал с ним встречаться – пока, но, если уж вы так уверены, что разговор с ним может помочь… В общем, дерзайте, но я вас предупредил!
К счастью, мне никогда раньше не приходилось бывать в колонии. В КПЗ – да, самой довелось посидеть почти десять часов
[2]
, но в колонии я оказалась впервые. Скажу откровенно, это место произвело на меня гнетущее впечатление. Исправительная колония номер шесть, находящаяся в Грузовом проезде, как раз то самое учреждение, оказаться в котором вряд ли захочется кому-то в здравом уме. Я вообще считаю, что такие места нужно показывать детям в школе, чтобы они заранее знали, куда их может привести кривая дорожка: уверена, это могло бы наставить на путь истинный большое количество молодежи! Несмотря на то что персонал, включая охранников, вел себя вполне цивилизованно, я двигалась по стеночке, боясь привлечь к себе лишнее внимание. Меня привели в большую комнату, где находилось несколько столов с длинными скамейками. Некоторые из них занимали мужчины в униформе – заключенные, в компании своих посетителей – жен, родителей или приятелей. Сказать, что в подобном окружении я сразу же почувствовала себя неуютно, значило бы не сказать ничего!
Анатолий Устименко оказался именно таким, каким описала его Эльмира Докуева. Небольшого роста, чисто выбритый, с затравленным взглядом голубых глаз, он никак не походил на человека, способного на убийство. С другой стороны, как любит говорить Карпухин, «если бы физиогномика являлась бесспорной наукой, то отпала бы необходимость в любых следственных действиях». Это значит, что никогда нельзя доверять внешности, хотя мое глубокое убеждение состоит в том, что внутренний мир человека и его окружение неизменно накладывают соответствующий отпечаток на его лицо.
Выяснив, кто я такая, Анатолий очень удивился.
– Знаете, – сказал он приятным, хорошо поставленным голосом, который никак не вязался с общим жалким видом заключенного, – меня тут никто не навещает. Мать умерла, а я даже на похоронах не был. Спасибо соседям – вроде бы все сделали как положено… Значит, есть еще и ОМР какой-то? Впервые слышу, честно говоря! Милиции и прокуратуры, выходит, недостаточно?
Он горько усмехнулся.
– Так зачем вы хотели со мной встретиться? Все написано в моем деле.
– Мне, видите ли, хотелось бы получить побольше личной информации, а вот ее-то как раз в деле и нет. Я до сих пор не могу понять, почему именно вы стали единственным подозреваемым в деле об убийстве Юлии, а другие версии вообще не рассматривались?
– Да так ведь легче, верно? – вздохнул Анатолий. – Честно слово, иногда мне кажется, что я ее и убил!
– Кажется? Почему вы так говорите?
– Потому что я хотел это сделать, видит бог!
– Это из-за того, что ваша жена связалась с мужем своей пациентки, да? – уточнила я.
Он кивнул.
– Я ведь, дурак, думал, что все у нас хорошо. Ну, детей нет, так что ж теперь, вешаться? Юля детей не хотела. Насмотрелась на работе на всех этих женщин с патологиями и решила, что рожать сама не станет. Теперь вот думаю, что надо было сразу этот вопрос решать, а так… Остался я и без жены, и без ребенка!
– Какие ваши годы? Вот выйдете, женитесь…
– Женюсь?
На лице Анатолия промелькнуло выражение, истолкованное мной как ужас перед таким невероятным предположением.
– Нет уж, увольте! – воскликнул он. – Да и выйду я отсюда, судя по всему, не скоро.
Карпухин дал мне на этот счет четкие указания, а потому я не стала обнадеживать Устименко, хоть мне этого очень хотелось, так как муж Юлии мне нравился. Может, я и ошибаюсь, но Анатолий, похоже, неплохой человек и попал под жернова правосудия по нелепой случайности, от которой никто не застрахован: недаром же говорится, от тюрьмы да от сумы…
