Признание майора ошеломило меня.
– Погодите-ка, Артем Иванович, мне казалось, что Андрей Эдуардович разговаривал с Толмачевым и просил его за Олега…
– Вы, наверное, шутите, Агния! – развел руками Карпухин. – Андрей никогда не обратился бы к Толмачеву, даже если бы умирал от жажды, а тот был единственным владельцем колодца! Нет, он обратился прямиком в Москву и лично поручился за… Черт, – словно внезапно спохватившись, пробормотал он, – наверное, мне не стоило говорить вам об этом!
– Нет-нет, Артем Иванович! – возразила я. – Очень хорошо, что рассказали. Но меня интересует кое-что еще. Я хочу понять, в чем кроется причина неприязни между Толмачевым и Лицкявичусом.
Майор замялся, и я насторожилась: каждый раз, когда люди начинают нервничать, если я задаю вопрос, любопытный носатый сыщик, живущий внутри меня, поднимает голову.
– Понимаете, Агния, – начал майор, видимо, все же решив поделиться информацией, – они и в самом деле терпеть друг друга не могут. Все началось много лет назад, еще в Военно-медицинской академии. Знаете, бывают такие виды соперничества, которые не может сгладить даже время. Андрей был на два курса старше Толмачева. Он всегда выделялся своим талантом и большими способностями – с самых первых лет учебы. Андрею прочили блестящую карьеру, но он всегда отличался неуживчивым характером.
Да уж, кому как не мне, об этом знать?
– Так вот, – продолжал майор, – Толмачев никогда ничем особенным не выделялся, зато здорово умел завязывать знакомства и поддерживать отношения – с теми, с кем это сулит хоть мало-мальскую выгоду. Андрей окончил институт, потом аспирантуру, защитил диссертацию, затем отправился по «горячим точкам». Именно там он получил свой первый опыт, лет через десять стал асом в своем деле. Толмачев тоже стал кандидатом медицинских наук и, пользуясь связями, устроился сначала в альма-матер на должность доцента, потом пошел на повышение. Занимался в основном административными делами, а врачебная практика осталась далеко в прошлом – возможно, это и к лучшему, ведь Толмачев никогда не блистал как хирург! Затем он попал в Комитет здравоохранения и стал быстро продвигаться по служебной лестнице, однако по-настоящему высоких должностей так и не достиг. Думаю, он всегда завидовал Андрею, ведь тот стал довольно известным человеком, написал несколько монографий, и именно ему, а не Толмачеву доверили руководство ОМР. Отдел хорошо себя зарекомендовал, и Толмачев еще больше пожалел об упущенной возможности. Думаю, он просто бесился от того, что Андрей получал назначения и регалии, не прося о них, а он, посвятивший жизнь тому, чтобы добиться положения, с таким трудом урывал для себя малые крохи!
– Значит, все дело в простой человеческой зависти? – уточнила я, несколько разочарованная.
– Да нет, не скажите, – покачал головой Карпухин. – То есть, конечно, у этой неприязни ноги растут из прошлой жизни, но по-настоящему врагами они стали после одного случая. Толмачев тогда работал в комитете, а Андрей еще не перешел в Центр реконструкционной хирургии. Комиссии по этике не было даже в проекте, поэтому жалобами пациентов занимался исключительно комитет. В больнице, где работал Андрей, умер сын одного высокопоставленного чиновника из Госдумы, и Толмачев добился того, чтобы ему поручили расследование: я уже упоминал, насколько важно для него играть главные роли и то, чтобы его имя упоминалось на самом верху! Надо сказать, он прямо-таки землю носом рыл – его бы рвение да в мирных целях, как говорят, – уж больно мужику выслужиться хотелось, вот и прицепился он к врачихе, которая якобы парня и угробила.
– А она таки угробила?
– Поначалу считали так. Парень попал в тора… терака…
– Торакальное? – подсказала я.
– Точно! В торакальное отделение областной больницы. Если я ничего не путаю, хирург при проведении пункции грудной клетки не провела необходимое УЗИ-исследование. В результате она проколола пациенту межреберную артерию, что повлекло кровопотерю и смерть.
– Ну, если это так, то она и в самом деле виновата: это вопиющая халатность! Но почему же вы говорите, что так считали лишь поначалу?
– Да потому, что впоследствии выяснилось, что исследование она заказывала, но что-то перепутали в лаборатории! В результате врач получила расшифровку не того УЗИ, понимаете?
– Какой ужас! – вскликнула я. – Значит, халатность все же имела место, только не со стороны лечащего врача?
– Верно. Только вот Толмачев никак не хотел успокаиваться и настаивал на возбуждении уголовного дела. Он намеревался довести это дело до конца и начал давить на врача. Он вел себя как настоящий инквизитор, бедная женщина только и бегала на «беседы» в комитет!
– Но при чем же здесь Андрей Эдуардович? – все еще не понимала я.
– Андрей знал эту врачиху лично – она вроде бы несколько раз гоняла с ним в «горячие точки», что вообще большая редкость для женщины, как вы понимаете, Агния.
– Да уж…
– И еще Андрей с самого начала сомневался, что она могла допустить такую ошибку: у той врачихи до этого момента была безупречная репутация!
– А он сказал о своих сомнениях Толмачеву?
– Разумеется! Только тот ничего не желал слушать. Родители парня, очевидно, поощряли его рвение, считая, что кто-то обязательно должен быть наказан. И Толмачев решил, что этот «кто-то» – несчастная женщина-врач, проводившая операцию. Андрей пытался указать ему на очевидные прорехи в деле, но Толмачев уперся и отказывался прислушиваться к доводам, которые не совпадали с его линией обвинения. Кончилось тем, что Толмачев добился возбуждения уголовного дела!
– Но почему следователь-то приложил так мало усилий, чтобы выяснить правду? – удивилась я. – Нельзя же было во всем полагаться на Толмачева – он ведь в конце концов недостаточно квалифицирован для принятия столь серьезных решений!
– Проблема в том, Агния, что до суда дело так и не дошло: узнав, что ее дело передано следователю, врач эта не выдержала давления и наглоталась какого-то снотворного.
– Боже мой… Значит, вот в чем дело?
– А впоследствии, как я уже говорил, выяснилось, что виновата не она, – кивнул майор. – Этого Андрей до сих пор не может простить Толмачеву. Возможно, он и смог бы, если бы не знал этого человека так хорошо: он ни перед чем не остановится, лишь бы его слово оказалось последним. Между прочим, Андрей этого так не оставил: он добился, чтобы Толмачева сняли с должности, и никакие связи не помогли!
– Ну, – пробормотала я, – теперь, по крайней мере, понятно, почему Толмачев его не любит! Только ведь, судя по всему, он быстро восстановился – вот, получил должность председателя Комиссии по этике!
– Говорите, он приходил к Андрею в больницу? – хмуро спросил майор.
– Приходил. Андрею Эдуардовичу это очень не понравилось.
– Да уж, могу себе представить! И какого дьявола ему могло там понадобиться?
* * *
