Я покачала головой. Меньше всего мне хотелось огорчать Шилова – видит бог, он этого совсем не заслуживает, – но что я могла поделать? Приняв решение, уже невозможно было передумать, ведь Еленин вложил в меня столько усилий! Одно дело, если бы меня отвергли потенциальные работодатели, другое – я, получив работу, отказалась бы сама, подставив при этом массу людей, потрудившихся ради моего успеха. Разумеется, Шилову не стоило ничего этого знать.
– Это совершенно новый опыт, понимаешь, Шилов? Я никогда не делала ничего подобного...
– Ты и в самом деле этого хочешь?
До сего момента я не была уверена полностью, но теперь ответила:
– Да!
– Я тебе надоел?
– Да нет же, Шилов! Вот посмотри-ка на себя: учился за границей, много путешествовал, а я? Всю жизнь просидела на одном месте, нигде не бывала дальше Турции! Может, конечно, и поздновато начинать новую жизнь в сорок лет, но, с другой стороны, кто знает – вдруг для меня это единственный шанс попробовать что-то неординарное?
Остаток вечера ушел на уговоры и увещевания. Наверное, я потеряла несколько лет жизни за тот вечер. Олегу пришлось смириться с неизбежным: его жена твердо вознамерилась стать покорительницей морских просторов, и он ничего не мог с этим поделать. Мне удалось выторговать у Шилова три месяца – ровно столько длился испытательный срок. По правде говоря, я надеялась, что хватит и месяца, ведь в задачу, поставленную передо мной Елениным, входило лишь «провентилировать» экипаж «Панацеи» на предмет наличия людей, причастных к чьим-либо исчезновениям, и, если возможно, узнать, что вообще творится на борту. Насколько я поняла, больше всего Еленина и Интерпол интересовал доктор Ван Хассель, но он не счел нужным пояснить почему.
Вопрос с преподаванием в меде решился легко: семестр закончился, и я просто договорилась о том, что во второй половине года мои часы возьмет другой преподаватель. С больницей дело обстояло куда сложнее. Заведующая отделением анестезиологии и реанимации Охлопкова пришла в ярость, когда я объявила ей о своем решении взять длительный отпуск для того, чтобы поработать врачом на иностранном судне. Я предполагала, что она, возможно, даже предложит мне написать заявление об уходе по собственному желанию, но Елена Георгиевна почему-то этого не сделала. Набушевавшись вдоволь, она все же дала мне разрешение, но предупредила:
– Не больше трех месяцев, Агния Кирилловна, иначе мне придется всерьез рассмотреть вопрос о вашей замене!
Я понимала, что Охлопкова оказала мне величайшую услугу, и ее доброе ко мне отношение сыграло в этом не последнюю роль. Вообще-то я терпеть не могу любое начальство, а потому стараюсь иметь с ним как можно меньше дел, однако Охлопкова является для меня исключением из правил. Я всегда уважала Елену Георгиевну за ее профессионализм и умение руководить персоналом без излишнего нажима и демонстрации силы. Главной отличительной (и отрицательной) чертой большинства руководителей является «игра мускулами», как я это называю: такой начальник вечно стремится продемонстрировать тебе, насколько ниже его ты по своему положению и возможностям, как мало значит твое мнение и до какой степени ты зависишь от его собственного настроения и расположения к тебе. Охлопкова же никогда не злоупотребляла своей властью по отношению к подчиненным, хотя и не боялась ее применять – в этом, по-моему, и заключается успех любого по-настоящему хорошего начальника.
Дальнейшее все вспоминается словно сквозь туман... Я получила все необходимые документы и купила автобусный билет до Хельсинки, откуда самолетом должна была вылететь в Гонконг, с посадкой в Гамбурге. Шилов, перестав на меня дуться, принялся волноваться по поводу того, как же я доберусь. Лариска, моя подруга, узнав о моем скором отбытии, сказала только одно: «Дура!» Она имела в виду, что я, наверное, окончательно свихнулась, раз оставляю Шилова, такого «шикарного мужика», одного, без присмотра, и уезжаю «к черту на кулички» неизвестно «за каким рожном». На это я ответила Лариске, что я не на фронт ухожу, меня не будет дома всего-то пару месяцев, а если уж Шилов и в самом деле такой «шикарный», то он непременно меня дождется.
* * *
Расставшись с Нур, я приняла душ и уселась за ноутбук, презентованный мне Елениным. Это была последняя модель «Эппла», и я нарадоваться не могла тому, как быстро он работал. Мобильный Интернет также явился подарком от Интерпола – точнее, от нашего родного НЦБ. Часы в углу экрана показывали половину двенадцатого. С тех пор как быстроходный катер подобрал меня в порту Гонконга и доставил на «Панацею», моя жизнь казалась мне самой какой-то нереальной, словно ее проживала не я, а совершенно другая женщина. Первым потрясением оказался невероятный размер судна: оно походило на огромный плавучий многоэтажный дом водоизмещением в семьдесят тысяч тонн. Чуть позже мне объяснили, что «Панацея» относится к самым роскошным пассажирским лайнерам класса «Оазис», построенном специально для медицинских целей и оборудованном по последнему слову науки и техники. Вместе со своими кораблями-«сестрами» «Оазисом морей» и «Океанским аллюром» «Панацея» являлась самым большим на сегодняшний день круизным кораблем, с шестнадцатью палубами и двумя тысячами человек команды, способным принять на борт более пяти тысяч пассажиров. Хотя, конечно же, максимальная наполняемость никогда не достигалась, ведь цель «Панацеи» – не просто катать народ по морям и океанам для их удовольствия, а оказывать клиентам медицинские и косметологические услуги, причем наивысшего качества. За очень короткий срок мне пришлось разобраться в огромном количестве незнакомых понятий и выучить кучу новых выражений – судовой отсек, бортовой отсек, камбуз, коффердам, машинное отделение, переборка, форпик... В первый же день на борту я заметила среди пассажиров-пациентов несколько знакомых мне по «мировому экрану» лиц – они разгуливали среди прочих граждан, словно простые смертные. Самые богатые предпочитали появляться на палубе как можно реже и получать все, что им требовалось, прямо в каюты. Кстати, обычные каюты предназначались для экипажа и медперсонала, все остальные относились к классу VTP. Здесь на каждом шагу можно было встретить шейха, принцессу или звезду Голливуда. Многие, оказавшись на моем месте, решили бы, что попали в рай, я же, напротив, внутренне как-то съежилась и напряглась, предчувствуя большие проблемы. Лишь теперь я по-настоящему поняла, что вдруг оказалась посреди океана совершенно одна, лицом к лицу с абсолютно незнакомыми и, возможно, даже опасными людьми.
Открыв свой новенький «Эппл», я вызвала Еленина по скайпу. Сейчас в Москве поздняя ночь, но Еленин почему-то находился в своем кабинете – слава богу, он хотя бы без галстука там сидел!
– Вы опоздали, Агния Кирилловна! – заметил он бесстрастно.
– Привыкайте, Илья Константинович, – ответила я. – Время на борту течет иначе, чем на твердой земле.
– Есть что-то интересное для меня? – поинтересовался он, проигнорировав мои слова.
– Так, кое-что. Во-первых, я познакомилась с молоденькой медсестрой по имени Нур – она может оказаться полезной.
– Отличное начало, – похвалил Еленин. – Еще что-то?
