Сам профессор Земцов выглядел именно так, как должен, по моему представлению, выглядеть ученый муж, удостоенный бесчисленного количества регалий и обласканный сильными мира сего: гремучая смесь Эйнштейна с Биллом Гейтсом. Низенький, с густой копной торчащих во все стороны непослушных волос, профессор, несмотря на свой явно почтенный возраст, бодро вскочил нам навстречу.
– Рад приветствовать, сердечно рад! – воскликнул он, кидаясь с рукопожатиями сначала почему-то ко мне и только потом к Лицкявичусу. – Как видите, я подготовился к встрече. Позвольте представить, – широким взмахом маленькой ладошки Земцов указал на «королеву науки», – Лилия Сергеевна Полякова, моя, так сказать, правая рука: в институте абсолютно ничего не происходит без ее ведома. А это, – профессор, как крылом, взмахнул другой рукой, – мой ближайший помощник, бывший студент и аспирант, Константин Дюжин, прошу любить и жаловать.
Взглянув на Лицкявичуса, я поняла, что он, как и я, ошарашен излишне горячим приемом, который нам оказывают в институте. Казалось, не хватает только барабанной дроби и танца гейш с опахалами. Впрочем, что касается последнего, похоже, Лилия Сергеевна вполне готова была бы его исполнить – с таким откровенным обожанием она глядела на маленького профессора. «Бывший аспирант» смотрел на нас более чем просто недружелюбно: весь его вид говорил о том, что мы явились в неподобающее время с неподобающими вопросами и оторвали его от дел вселенской важности. Думаю, если бы не настоятельная просьба профессора, только бы мы его и видели.
Как только мы расселись в неудобных креслах, очевидно, созданных каким-то новомодным дизайнером, считающим, что сидячая поза вредна для здоровья, Земцов, заняв место во главе стола, где его едва было видно из-за компьютера, произнес сакраментальную фразу:
– Итак, чем могу быть вам полезен?
– Мы хотели бы больше узнать о том, чем занимается ваш институт, – ответил Лицкявичус, складывая ладони в замок на коленях. – Так как вы, Егор Антонович, являетесь признанным авторитетом в области исследований по продлению жизни и улучшению ее качества, думаю, нет ничего удивительного в том, что именно вы привлекли наше внимание. К вам как к эксперту мы обращаемся за помощью.
Я бросила удивленный взгляд на главу ОМР: он неожиданно повел себя, как китайский дипломат эпохи Конфуция. Не хватало лишь покачивания головы в такт собственным словам. Однако самому Земцову слова Лицкявичуса пришлись явно по душе. Он снова заулыбался, обнажая безупречные зубы – хотелось бы поближе познакомиться с его протезистом, так, на всякий случай.
– Что ж, рад, что могу оказать помощь вашей уважаемой организации, – сказал профессор, но тут же добавил: – Хотя, честно говоря, просто не представляю, что именно вас интересует.
– Нас интересуют конкретно исследования по продлению жизни. Ваш институт ведет такую работу?
– Разумеется, это – наше приоритетное направление, – закивал Земцов. – Вы наверняка слышали о том, что в прошлом году правительство выделило значительный грант как раз на развитие этой области. Кроме того, существует ряд частных спонсоров, которые не скупятся на пожертвования: каждому хочется прожить дольше, а те, кто обличен деньгами и властью, мечтают об этом больше других. Кому захочется потерять достигнутое только потому, что жизнь недостаточно длинна? Только-только доберешься до вершины, а смерть-старуха возьмет да и прихватит тебя на самом взлете… Обидно, не правда ли?
– И что, есть успехи? – не поддержав попытку профессора пофилософствовать о бренности жизни, гнул свое Лицкявичус. – В смысле, в ваших изысканиях? Я имею в виду реальные успехи, а не те, о которых рапортуют на бумаге, чтобы получить необходимые деньги на продолжение работы.
Видимо, глава ОМР решил отбросить в сторону «восточную» дипломатию, поняв, что она лишь затрудняет общение с директором института. Земцов, разумеется, не мог этого не заметить, и его лучезарная улыбка слегка поблекла.
– Ну что вам сказать? – развел руками профессор. – Мы движемся в правильном направлении, но, к сожалению, отнюдь не семимильными шагами.
– Думаю, нам было бы очень интересно и полезно, Егор Антонович, если бы вы рассказали о том, в каких именно направлениях ведется работа, – решила вмешаться я, чувствуя, что разговор обещает сильно затянуться, а полезной информации мы можем получить ноль. Возможно, лучше начать издалека? Так, чтобы у присутствующих не возникло ощущения, что под них копают? – Мы, к стыду своему, очень мало знаем о проблемах, которыми вы занимаетесь, поэтому небольшой ликбез нам не повредит. Правда, Андрей Эдуардович?
Лицкявичус не отреагировал, зато отреагировал профессор. Улыбка снова вернулась на его морщинистое лицо. Он выскочил из-за стола, уселся в глубокое кресло на колесиках и выкатился поближе к нам.
– Что ж, – весело сказал он, – думаю, в этом я могу вам помочь, как никто другой. Итак, друзья мои, отчего же наступает старость?
Я тут же почувствовала себя студенткой на лекции знаменитого профессора. Наверняка ученики Земцова души в нем не чаяли: похоже, этот человек умеет увлечь с первых секунд своего появления на кафедре.
– Дело в том, что замедляются процессы метаболизма, – продолжал наш просветитель. – Во взрослом здоровом организме, к примеру, 200 клеток отмирает и 200 рождается – равновесие в действии, как говорится. В старости отмирает больше клеток, чем обновляется, и на каком-то этапе процесс, к сожалению, становится необратимым.
Я заметила, что Лицкявичус слегка скривился, и была вынуждена с ним согласиться: я говорила о ликбезе, да, но Земцов, похоже, увлекся и запамятовал, что имеет дело с профессиональными медиками, которые знают о том, что такое метаболизм. Однако прерывать профессора было бы ошибкой: он мог потерять нить разговора или, что еще хуже, интерес к беседе с нами. А так можно рассчитывать на какую-то полезную информацию.
– Вы знаете, кстати, что библейский предел продолжительности жизни составляет сто двадцать лет? – сверкая глазами, спросил Земцов. Очевидно, вопрос был риторическим и не требовал ответа, так как он немедленно добавил: – Но, судя по тому, что нам уже известно на данном этапе, Библия ошибается: человек имеет потенциал гораздо больший, чем какие-то жалкие десять дюжин лет! При всем том продление жизни – не главная наша задача. Что, собственно, оно дает? Да, хорошее здравоохранение, облегчение условий труда, улучшение среды обитания идут на пользу нашему организму, поэтому число долгожителей во всем мире неуклонно увеличивается – при практически повсеместном снижении уровня рождаемости. Какая же польза обществу от того, что старики в целом стали жить дольше? Никакой. Более того, им нужно платить пенсии, они отнимают время у врачей и фармацевтов, а общество в их лице не имеет ни малейших вливаний! И что же делать?
– Да, что делать? – заинтересованно спросила я. Профессор Земцов явно пользовался лекционной техникой Зигмунда Фрейда: тот обычно задавал вопросы по ходу лекции, а потом отвечал на них. Это помогало поддерживать заинтересованность аудитории и создавать ложное, но приятное впечатление, что слушатели и сами участвуют в процессе нахождения истины.
