Лиза вся вздрогнула.
На мгновение она как-то отстранилась, взглянула на него и вдруг, еще крепче охватив руками, беззаветно прижалась губами к его губам. Потом опять оторвалась, опять взглянула в глаза, как бы не веря своему счастью, и начала покрывать поцелуями все его лицо, лоб, волосы, глаза… Видно было, что она даже не сознает, что делает.
И вдруг заплакала.
— Ну, что… что, моя бедная девочка? — дрогнувшим голосом спросил Михайлов и, чувствуя что-то острое в сердце, стал гладить ее по светлым, еще мокрым волосам.
— Я так измучилась! — жалко пробормотала Лиза и снова заплакала.
Он молча продолжал гладить ее по волосам, сверху глядя на склоненную светлую головку. Мгновенный порыв нежности прошел, осталось только чувство острой жалости и мучительное сознание вины. Он сам заметил, как отечески-покровительственно гладит ее по голове.
Чучело филина злыми желтыми глазами смотрело на них из угла, и почему-то Михайлов обратил внимание на этот неприятный и жуткий мертвый птичий зрак.
Неожиданно Лиза подняла голову и улыбнулась сквозь слезы.
— Я глупая! — сказала она. — Милый, милый, милый мой!
Именно этими словами она думала о нем каждый день и каждую ночь.
И она опять то отводила его от себя руками, то снова целовала, то снова отстраняла и смотрела безумными от счастья и любви глазами. Она, видимо, уже не знала, что сделать, как выразить ему свою любовь, мукой и счастьем переполнившую все ее молодое тело.
Михайлову стало неловко и мучительно стыдно.
— Божество мое! — страстно сказала Лиза, и это банальное слово резнуло его.
— Ну, будет… вам… сказал он. — Садитесь, что ж мы стоим…
Но Лиза не выпускала его из рук, точно не слыша, и продолжала смотреть восторженными глазами. В эту минуту она забыла все, что пережила, — тоску, ревность, сплетни всего города, унижение и отчаяние — и видела только его любимого, прекрасного, светлого, как молодой бог.
В ее сердце была такая огромная любовь, что в ней бесследно растопилось все темное, и Лизе казалось, что отныне осталась только радость.
— Откуда вы узнали, что я приехал? — спросил Михайлов.
— А вы не написали мне ни одного слова… ни одного слова!.. А я так… — вместо ответа печально и с мягким укором проговорила Лиза.
— Я был очень занят… — неловко пояснил Михайлов.
Но Лиза уже опять не слушала и смотрела на него широко открытыми глазами, безумными от счастья. Раз он здесь, то не все ли равно, что было!
— Сядем же! — почти страдальчески повторил Михайлов.
Она испуганно взглянула и покорно пошла к дивану. Но как только села, сейчас же соскользнула на пол, стала на колени и схватила его руками так крепко, что Михайлову стало трудно дышать.
Это показалось ему и театрально, и смешно. Он даже удивился, что мог сойтись с такой мещанкой. Именно это грубое слово промелькнуло у него в мозгу. Михайлов уже не мог понять такой громадной любви, которая покрывает все, даже самое глупое и нелепое.
Он почти силой поднял Лизу и посадил рядом, а чтобы удержать — стал целовать, запрокинув ей голову на подушку дивана. Она забилась под его поцелуями и закрыла глаза. И в эту минуту он впервые почувствовал в ней женщину.
Она принадлежала ему, но еще ни разу Михайлов не услышал в ней ответной чувственности. Она оставалась целомудренной, как девушка, хотя и стала женщиной.
И вдруг теперь, под его поцелуями, она вся как-то задрожала, стала биться, порываясь встать, потом тихо застонала и замерла, закрыв глаза. Щеки ее горели, и все молодое горячее тело безвольно тянулось к нему. Теперь уже она вся, и душой и телом равно, сама отдавалась ему.
Эта первая опьяняющая страсть ударила в голову Михайлову. Глаза его хищно загорелись, и тонкие раздутые ноздри задрожали. Он жадно смотрел на странно вздрагивающие ресницы ее закрытых глаз, на бессильно полуоткрытые влажные губы, на пылающие щеки, на все томящееся, тянущееся в истоме тело.
Все поплыло кругом в тумане. Он опустил ее на диван и обнял с бешеной страстью.
Ему показалось, что еще никогда в жизни он не испытывал такого полного, захватывающего чувства.
Лиза открыла счастливые светлые глаза и с радостным удивлением, точно очнувшись, оглянулась кругом.
Потом вскрикнула и спрятала счастливое горящее лицо у него в коленях.
А Михайлов уже опять устало и привычно смотрел на нее. Все это он видел, все это знал. Так именно и должна была она вскрикнуть и спрятать лицо. Ему вдруг стало скучно и противно до отвращения.
«Опять!» — мучительно пронеслось у него в голове, и Михайлову неудержимо захотелось оттолкнуть ее, встать, закурить папиросу, пойти куда-нибудь…
— Ну, сядьте, Лиза… нам надо поговорить с вами… — с усилием сказал он и сам нетерпеливо поднял ее за плечи.
— Я вас люблю! — вместо ответа, как безумная, сказала Лиза.
Михайлов беспомощно замолчал.
— Ну, говорите, говорите! — быстро и виновато проговорила она, все еще не решаясь посмотреть ему в лицо, очевидно, плохо соображая и все еще переживая то громадное и новое, что совершилось в ней.
Это был и светлый восторг, и чистый, как волна, прилив могучих сил обновленного в страсти тела, и девственный стыд. Она была счастлива каждым атомом тела и души, и в то же время казалась себе отвратительно мерзкой, развратной и грязной.
— Видите, — начал Михайлов, — я давно хотел сказать вам… напрасно вы меня так любите…
— Вы — мое божество — повторила Лиза с беззаветным и упрямым восторгом, как бы покрывая этим словом все, что он может сказать.
Михайлов передернул плечами.
— Не буду, не буду! — как маленькая, заторопилась Лиза и схватила его за руки, снизу заглядывая в глаза с радостной виноватостью.
— Что вы хотите сказать? переспросила она комично серьезно, видимо стараясь показать, что успокоилась и слушает внимательно. Страшно внимательно!.. — Почему — напрасно?.. Разве вы не прекрасный… любимый мой!..
Страшная тяжесть все больше давила Михайлова.
Он растерялся перед этой ничего не признающей и не видящей любовью.
— Вы такой талантливый, прекрасный… божество мое!
Это слово начинало приводить Михайлова в бешенство. Оно казалось ему нестерпимо вульгарным. Он почувствовал, что в нем рождается жестокая, злая решимость.
«Это надо кончить сразу!» — сжав зубы, подумал он.
— Я вовсе не такой, как вы думаете, Лиза! — криво улыбаясь, сказал Михайлов. — И самое лучшее, что вы можете сделать, это разлюбить меня как можно скорее!
