Мередит побледнела.
— Ужас. Плод больного ума. Ведь они не могли быть уверены, что пакет вскроет Лайам. Он ведь должен был в Норвич уехать? Случайно оказался дома, однако, к несчастью, бедная Салли занялась посылкой. Что плохого она кому сделала?
— Похоже, ты так не сокрушалась бы, если б ею занялся Лайам, — поддразнил ее Алан.
— Да, он мне не особенно нравится, — призналась она. — Терплю ради Салли. Она очень милая. Поэтому все вышло так глупо.
— Для тех, с кем мы имеем дело, случайные ошибки с жертвой значения не имеют. Лучше б Касвелл сохранил анонимки… В них могло содержаться предупреждение о скором прибытии более грозной посылки. Он проявил невероятное легкомыслие!
— Меня это не особенно удивляет, — сказала Мередит. — Лайам полностью погружен в работу. Она для него так важна, что он даже не представляет, что кому-то, возможно, захочется ей помешать.
— Тем не менее у него должно быть хоть какое-то представление о человеческих мотивах и чувствах, — резко бросил Алан. — Я заметил, с какой натугой он заявил, что его собаки не страдали. Каждый, кто работает с лабораторными животными, хорошо понимает, как к этому относятся другие. Честно сказать, я сам сомневаюсь в здравомыслии человека, использующего животных для экспериментов. Знаю, ученые скажут, что прогресс в медицине возможен только с помощью именно таких опытов, но я склонен поспорить. Хотя мои действия продиктованы не личным мнением. Я полицейский и должен блюсти закон. В данном случае закон более чем очевидно нарушен.
Тон упрямый, настойчивый. Мередит ценит и это. Несмотря на их разное отношение к полицейской работе, она не хотела бы, чтобы кто-то другой занимался расследованием, касающимся ее старых друзей. Осознав это, она окончательно поборола нежелание делиться сведениями о Касвеллах.
— Салли говорит, Лайам сейчас буквально одержим своей книгой. Но одержимость его ослепляет.
— Как ты с ними познакомилась?
Подошел официант. Подскочивший Ахмет с неудовольствием оглядел тарелку Мередит с почти нетронутой самсой:
— Что-то не так?
— Нет, простите. Очень вкусно, но я не голодна. — Она виновато улыбнулась. — Гриппом только что переболела. Аппетита нет.
— Грипп! — понимающе протянул Ахмет. — Моя теща тоже…
Он удалился, качая головой. Мередит сложила на скатерти руки и горестно проговорила:
— Бедный Ахмет! Не хотелось его обижать. А с Касвеллами я давно познакомилась.
Перед ними появилось блюдо с индийскими лепешками.
— Когда я начала работать в министерстве иностранных дел, моя лондонская квартира находилась в Холланд-Парке на втором этаже симпатичного старого дома. Это жилье принадлежало коллеге. Он на пару лет уезжал за границу и хотел его сдать на это время. Ему понравилось, что там поселится такая же государственная служащая за разумную плату.
Карри из барашка на время перебило беседу.
— На первом этаже жили Салли с Лайамом. Они уже были давно женаты. Лайам получил диплом врача, работал в одной лондонской больнице, стремился заняться исследовательской работой… Боже, как горячо! — Желая загладить неловкость с самсой, Мередит набрала полный рот карри.
— Люблю горячее, — неразборчиво прошамкал Алан. — Их квартира тоже принадлежала вечной лиге необеспеченных молодых врачей?
— Нет, у Салли есть деньги. То есть я не говорю, что у Лайама нет… не было. Ничего не знаю о его финансовом положении в то время. А Салли из состоятельной семьи. — Мередит помолчала. — Хорошо бы воды.
— С водой будет только хуже.
— Ничего не поделаешь. Попроси бутылку «Эвиан», пока я огнем не задышала.
Ухмылявшийся официант принес воду. Мередит жадно выпила:
— Ах! Лучше. Мы с Салли обе единственные дети пожилых родителей, — продолжала она. — Эта общая биографическая черта нас сблизила. Салли рассказала о своих родных. Ситуация отличалась от моей тем, что мать ее умерла, когда она была совсем крошкой. Отец был безутешен. Не собирался вторично жениться, однако хотел, чтобы рядом с дочкой постоянно находилась женщина, на которую можно положиться. Поэтому он переехал к своей сестре. Тетя Эмили была еще старше. Она никогда не выходила замуж и жила в фамильном доме в Суррее, принадлежавшем деду и бабке Салли. Дом был большой, места хватало для Салли и ее отца.
— Завидная собственность, — заметил Алан.
— Я же сказала, люди богатые. Потом отец умер, Салли осталась жить с теткой. Она очень любила старушку, они отлично ладили, но между поколениями все же чертовски огромная пропасть. Полагаю, отчасти поэтому Салли очень рано выскочила замуж, всего в девятнадцать. Тетка не возражала — Лайам был симпатичным молодым врачом, «перспективным», как говорили во времена тетушки Эмили.
— Полагаю, ему удавалось вежливо обращаться со старушкой?
— Он вовсе не с каждым груб! — Мередит сообразила, что защищает Лайама, ставя себя в ложное положение. Положила нож, вилку, взмахнула руками. — В те времена в Холланд-Парке они с Салли выглядели абсолютно счастливыми, Лайам вел себя вполне цивилизованно… со мной, во всяком случае. Но пойми, он гений. Нечего гримасничать! Он из тех одаренных детей, которые становятся блистательными студентами, с самого начала делают выдающуюся карьеру. Нечего удивляться его самоуверенности.
— Некоторые в высшей степени одаренные люди, которых я знаю, отличаются также и скромностью, — язвительно заметил Алан.
— Лайам не отличается. Лучше бы отличался, но он никогда не был скромным. Ему с самого раннего возраста постоянно внушали, что он особенный. И он поверил. В некоторых случаях самомнение уравновешивает естественная доброжелательность. К сожалению, Лайаму это не свойственно.
— Поэтому он наступает всем на мозоли и ведет себя по-хамски?
Ясно: Алан невзлюбил Лайама. Пожалуй, это плохо — ведь он должен оберегать Касвелла. Впрочем, в этом всецело виновен сам Лайам, заключила Мередит.
— Позволь так сказать: одни цивилизованно обращаются с людьми, потому что обладают хорошим и мягким характером.
— Включая присутствующих, — с улыбкой добавил Алан.
Мередит решительно продолжала:
— Другие вежливы потому, что и в ответ ждут вежливости. Это способ жить в обществе.
— Поступай с людьми так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой.
— Вот именно. А таких, как Лайам, ничуть не заботит, нравятся они окружающим или нет. У него исключительный дар. Общепринятые правила поведения к нему не применимы. Так он думает.
— И ты серьезно утверждаешь, что он может повсюду расхаживать, оскорбляя людей по собственному желанию? — Алан уставился на Мередит с искренним изумлением.
— Разумеется, нет! Просто стараюсь объяснить. Если он обижает кого-то, его это ничуть не волнует. Многие назовут его эксцентричным. Или увидят в его поведении признак блестящего таланта. Не скажу, что я с этим согласна. Честно признаться, Лайам меня бесит до чертиков! Хотя, повторяю, со мной он обычно довольно любезен. Но я много лет его знаю и вижу, что грубость и высокомерие только усиливаются, и на молодость это уже не спишешь. Молодым прощают поведение, которое не прощается людям в возрасте. Это жизненный факт. Лайам бывает деспотичным и не терпит возражений.
