Бумага на ощупь шероховатая, печать неровная, сделана вручную. Она поднесла книгу ближе к лицу и принюхалась. Пахнет старой бумагой, животным клеем, пылью, типографской краской. Присутствуют и заманчивые намеки на все, что окружало книгу в течение двухсот лет. Угольные камины, восковые свечи, нюхательный табак, подогретое вино с пряностями, камфара… Запах XVIII века хранится между обложками служебника деревенского священника.
Мередит осторожно закрыла книгу, положила на место. Другие экземпляры тоже заслуживают внимания. Все в тисненых кожаных переплетах, иногда с треснувшими корешками, с золочеными титулами. Для многих это ценные нравственные наставления, но если Бодикоту нужны «хорошие рассказы», то здесь он их не найдет.
Она отошла от стола и двинулась к конторе в поисках Салли Касвелл.
В тесном кабинете Салли не было видно за спиной потенциальных участников торгов, торопившихся получить карточку до начала распродажи. Мередит терпеливо ждала, пока толпа разойдется, раздобыв желаемое, потом сунула голову в дверь и окликнула:
— Эй!
Салли подняла голову и, увидев подругу, радостно улыбнулась:
— Ох… хорошо, что пришла. Карточку получила?
— Нет еще. Как дела?
Мередит озабоченно разглядывала подругу. Лоб по-прежнему заклеен широкой полоской пластыря.
Салли вручила ей белую карту с перфорацией посередине:
— Отлично. Напиши внизу фамилию, номер телефона и мне отдай. В верхней части проставь номер лота и маши карточкой Остину, когда будешь делать ставку. Если не увидит, кричи.
Пока Мередит выполняла указания, Салли продолжала:
— Вчера, конечно, было хуже некуда, но я решительно настроилась пережить потрясение. Благодаря Лайаму. Мы с ним не пострадали, это самое главное. Он не признается, что испугался, продолжает работать над книгой. Поэтому я тоже веду себя как обычно. Так и помогаем друг другу.
Она уверенно кивнула.
Прекрасно, подумала Мередит, и чисто по-британски. Но ведь есть и другие соображения, кроме книги. Видно, их нет у Лайама. Впрочем, в конечном счете это дело Салли, как сказал утром Алан по телефону. Она отдала заполненную карту:
— Бодикот здесь. Карточку взял?
— Взял. — Салли скорчила гримасу. — Постоянно ходит на распродажи.
Мередит не скрыла удивления.
— Что покупает?
— В основном книги, иногда фарфор. Иногда какие-то непонятные скобяные изделия. Бог знает, что он с ними делает. Хотя все деревенские находят практическое применение никуда не годному хламу, а с хорошими вещами обходятся так, что страшно подумать. Не смею рассказать Остину, что у Бодикота возле задней двери стоит поистине замечательная большая викторианская жардиньерка. На ней керамический горшок с глазурью, расписанный цветами и птичками. Представь, в этом горшке он держит сухой корм для коз!
Зазвенел колокольчик.
— Торги начинаются, — встрепенулась Салли. — Сначала во дворе. Здесь подождешь? Там будет толкучка.
Мередит заколебалась:
— Хочу посмотреть.
Салли взяла термос:
— А я выпью чаю, пока есть возможность. Возвращайся и присоединяйся.
Во дворе появился Остин Бейли. Внешность впечатляющая, есть в нем что-то от евангелиста. Он влез на деревянный ящик, хорошенько закутавшись в плотную куртку с желтым вязаным шарфом на шее, концы которого вместе с его волосами развевались по ветру. Лицо сияло энтузиазмом. Остин хлопнул в ладоши, взмахнул отпечатанным списком лотов, прокричал:
— Всем доброе утро! — и спрыгнул с импровизированного помоста с проворством, отчасти приобретенным в ходе долгого опыта, отчасти продиктованным пониманием, что никому не захочется долго торчать на холоде.
Первые лоты ушли быстро, хотя было понятно, что торги под открытым небом продолжатся. У Мередит вдруг задрожали колени, вернулась знакомая слабость. Лучше зайти в зал, не ждать конца распродажи на улице. И она шмыгнула в дверь.
Салли сидела в конторе одна, прихлебывая горячий чай.
— Так и знала, что вернешься! На улице слишком холодно, а распродажа продлится как минимум двадцать минут. Вон твоя чашка. Это мой особый рецепт. Садовые травы с медом.
Она открутила крышку термоса, налила в чашку настой вроде патоки.
Мередит обхватила чашку обеими руками, чтобы согреться, и опустилась в кресло.
— Жуткий холод. Кажется, я после гриппа стала чрезмерно чувствительной к температуре воздуха.
Салли оглядела подругу:
— Да, ты бледная. Не пробовала ромашку заваривать по моему совету?
— Честно, пробовала. Только пить не могу. А здесь нечто подобное?
— Нет. Эту смесь я сама составила.
Мередит сделала глоток. Сначала распробовала один мед. Потом почувствовала солоноватый вкус, который ей, по правде сказать, не понравился.
— Надо привыкнуть, — заметила Салли, наблюдая за ней.
— Вряд ли мои вкусовые сосочки способны судить справедливо.
Мередит совершила последнее героическое усилие и поставила чашку.
В открытую дверь долетел голос Остина Бейли. Салли склонила голову набок:
— Минут через десять во дворе закончат. Найди себе место в зале, пока народ не хлынул. Самые предусмотрительные через пять минут явятся. А сюда побегут расплачиваться счастливые покупатели.
Салли убрала со стола термос и чашки. Мередит поняла деликатный намек — подруга хочет остаться одна перед началом активной работы. Только до перехода в зал необходимо сказать еще кое-что.
— Вчера мы с Аланом, уехав от вас, ужинали в индийском ресторане, — начала Мередит.
Салли, склонившись над клавиатурой, рассеянно кивнула.
— Я себя чувствовала довольно неловко, — продолжала Мередит.
Салли подняла голову.
— Почему? В чем провинилась? Опрокинула карри на пол? — усмехнулась она.
— Нет. Нам надо было поговорить.
Салли перестала печатать.
— О нашей посылке с бомбой?
— Не напрямую. Алан не любит обсуждать дела. Хотел поговорить о вас с Лайамом. Расспрашивал, как мы познакомилась, есть ли у Лайама враги и так далее. Я, конечно, не знаю ни о каких врагах, и это вообще не мое дело. Хоть пришлось рассказать о нескольких известных мне скандалах.
Мередит сопроводила признание сокрушенным взглядом.
Салли промолчала.
— Ну и ладно, — сказала она наконец. — Спасибо, что сообщила. Знаю, Лайам груб с людьми. Но не всегда в этом сам виноват! — Тон возмущенно повысился. — Иногда просто что-то случается, и он нечаянно оказывается в центре событий.
