Не его, Сиверса, кое-как на глазок присобаченные к плечам
грабли, — другие.
Они вообще были другими, все эти балетные мальчики и
девочки. Не мальчики и не девочки, коню понятно, но все равно, предательски
юные. Похабно стройные. Издевательски совершенные. В ярких немыслимых лосинах,
небрежных платках, забавных гетрах. Конечно, у балетных была и другая одежонка,
нерабочая — всякие там Гуччи-шмуччи, Кардены-мардены, Версачи-фигачи… Бычье
Сердце тихо вздохнул и посмотрел на себя глазами балетных: замызганная потнючая
футболка, мятый пиджачишко и подстреленные джинсы никому не известной турецкой
артели «Коне». Все это тряпье было куплено на Апрашке
[3]
с
единственной целью — прикрыть кусок нездорового ноздреватого мяса по имени
Антон Сивере.
«Надо заниматься физкультурой. А лучше — акупунктурои. А
лучше йогой, — подумал Бычье Сердце и принялся яростно чесать
брюхо. — А лучше ничем не заниматься, а потрясти как следует всех этих
балетных аскарид. Не ущучу, так хоть развлекусь».
…Развлекаться Бычье Сердце начал с кабинета директора
«Лиллаби» Максима Векслера.
Максим Векслер оказался обладателем двойного подбородка и
рыхловатой фигуры, что несколько утешило Бычье Сердце.
Векслер отнесся к Антохе как к родному, усадил в кресло и
даже предложил хряпнуть коньячку.
— Я на службе, — мягко запротестовал Бычье Сердце.
— Да-да, конечно, извините, ради бога, — сразу
опомнился Векслер. — Просто голова кругом со всеми этими событиями.
Рома, Рома… Уму непостижимо! У вас уже есть версии?
— А у вас?
Векслер посмотрел на Бычье Сердце с испугом.
— Что вы! Какие версии! Для меня это как гром с ясного
неба. Что же теперь делать-то?
— В каком смысле? — осторожно поинтересовался
Бычье Сердце.
— Вы понимаете… Наш проект «Русский Бродвей»… Он
затевался под Валевского. И деньги давали под Валевского.
В Америке его обожают. Да и в Европе тоже. Это же
темперамент Барышникова и нежность Нуриева! Новый русский гений танца!
Новый русский — это точно, судя по тачке.
— Рома, Рома! — продолжал заламывать руки
Векслер. — Просто в голове не укладывается! Милейший человек, все его
любили… Да что там любили — боготворили! Что же теперь будет со всеми нами?!
— А что будет? Ничего. Работайте, как работали.
— Не получится! — затряс обоими подбородками
директор «Лиллаби». — От Сороса уже звонили с соболезнованиями. И из
американского консульства. Они, конечно, дипломатически помалкивают, но проект
на грани. На грани проект!
Рыхлый космополит-директор, метущий подолом перед
америкашками, стал несколько раздражать Бычье Сердце.
— Так уж и на грани? — ощерившись в иронической
улыбке, спросил он у Векслера.
— Валевский не только исполнитель ведущих партий, он —
хореограф. Блистательный хореограф. Без него мы пропали…
— Ну, пока не пропали, ответьте на несколько вопросов,
которые интересуют следствие.
Максим Векслер тотчас же перестал причитать, нервно поправил
шейный платок и уставился на Бычье Сердце с почтением.
— Готов помочь, вот только не знаю, смогу ли я пролить
свет…
— У Валевского были враги?
— Какие враги?
— Ну, не знаю… Другие хореографы, например, —
ляпнул Бычье Сердце. — Не такие блистательные…
— Что вы! — Векслер даже рассмеялся абсурдности
предположения майора. — Враги у Романа? Это нонсенс!
— Я слыхал, что в вашей.., так сказать, артистической
среде люди не очень ладят между собой. Живут как пауки в банке, одним словом.
— Пауки в банке не живут, — проявил завидную
осведомленность о мире членистоногих Векслер. — Пауки в банке умирают. Что
же касается артистической среды, как вы изволили выразиться… Конечно, и у нас
существуют завистники. Но завидовать можно таланту, который соизмерим с другим
талантом. Или — с бесталанностью, если угодно. Валевский — не талант. Валевский
— гений. А гениальность лежит в несколько иной плоскости. Талант — имеет
человеческую природу, а гениальность есть промысел божий. И гению завидовать
так же смешно и нелепо, как Иисусу Христу. Или солнцу, если вы материалист. Или
Акрополю, потому что ему больше тысячи лет… Гений обречен либо на непонимание,
либо на идолопоклонничество. О зависти и речи быть не может… Нет, у Романа не
было врагов.
— Понятно. А когда вы видели Валевского в последний
раз?
— Сразу скажу, что был не последним, кто видел его в..,
добром здравии, — моментально отбоярился от контактов с трупом Векслер.
— А кто видел его последним?
— Из наших?
— Из ваших.
— Лика Куницына и Женя Мюрисепп…
Видите ли, произошла довольно странная история. Как раз
вечером в прошлую пятницу… Они собирались на день рождения, сразу после репетиции.
Все втроем… К одному из наших меценатов… Он американец, но человек русской,
абсолютно русской души. Прекрасно разбирается в нашей культуре, сам женат на
русской. Его зовут Грэг Маккой, и у него бизнес в России.
«Знаем мы этот бизнес, — с желчью подумал Бычье
Сердце, — вынюхивать, высматривать, прикармливать потенциальных предателей
и разваливать отечество изнутри. На пару с женой-шпионкой. Колобка Векслера
тоже, видать, прикормили. И даже раскормили на нашу голову. Ишь как заливается,
чуть из штанов не выпрыгивает».
— Мы все должны были встретиться у Грэга на вечеринке в
честь дня рождения.
Но Роман туда не приехал. То есть не доехал. Лика и Женя
были с ним…
— Может быть, пригласим их?
— Да-да, конечно, — засуетился Векслер. — Я к
тому и веду. Информация из первых рук всегда важна. Они все обстоятельно вам
расскажут…
Через десять минут в кабинете директора появился молодой
человек, представленный Сиверсу как Евгений Мюрисепп.
Еще через пять подтянулась девушка — Лика Куницына.
— Не буду вам мешать, — интимно шепнул Векслер
Бычьему Сердцу и с неожиданным для его комплекции проворством скрылся за
дверью.
— Ну, — хорошо поставленным голосом произнес Бычье
Сердце. — Будем знакомиться. Я майор Сивере, из уголовного розыска.
Расследую дело об убийстве вашего коллеги.
В гробу они видели это знакомство.
В гробу они видели майора Сиверса. В гробу они видели
уголовный розыск. Именно это было написано на их гладких отрешенных лицах — «в
гробу». Бычье Сердце выждал секундную паузу, соображая, к кому бы из двоих обратиться.
Девка была еще та, типичная балеринка, с тонкими, собранными в целеустремленный
пучок волосами и костями, как у воблы. Эти кости самым гнусным образом лезли в
глаза Бычьему Сердцу. Равно как выпирающие из-под трико ребра, с маху
насаженные на позвоночный столб. Балеринка на Сиверса не смотрела, это было
ниже ее одетт-одиллиевского, жизелевского, распротак его балетного достоинства.
Она лишь слегка хмурила несуществующие, обозначенные серебряным колечком брови
— тоже, нашли моду, кожу протыкать где ни попадя!
