— Эй! — закричала она, вскакивая. — А
велосипед?!
Гурий даже не оглянулся.
Проклиная на чем свет стоит и припадочного велосипедиста, и
предмет его обожания, и репертуар предмета обожания — от «Разноцветных кибиток»
до идиотически-радостного «Манжерока», Лена подтащила велосипед к «шестерке» и
открыла багажник. После того, как туда было водружено столь легкомысленное средство
передвижения, багажник категорически отказался закрываться. Но Лене уже не было
дела до его капризов: Гурий мог скрыться из виду в любую минуту. Прямо на
трассе она сделала разворот (автошкола № 4 могла бы ею гордиться!) и через
секунду нагнала Гурия. Теперь они оба двигались с крейсерской скоростью три
километра в час.
— Эй, ненормальный! А велосипед?
Гурий ускорил шаг.
— Но это же глупо! Я же не могу ехать за вами всю
оставшуюся жизнь!..
Гурий перешел с шага на трусцу.
— Послушайте! Я извинилась, я готова заплатить за
моральный и материальный ущерб… Чего еще вы хотите?! Упечь меня в
каталажку?! — Лена с трудом подавила в себе желание вывернуть руль и
переехать упрямца.
Она так и сделает, видит бог, она так и сделает, если чертов
Гурий решит, что трусцы недостаточно, а вот марафонский бег — самое то. Чтобы
не допустить развития событий по столь жесткому сценарию, Лена прибавила
скорости, обогнала Гурия и остановилась метрах в десяти от него.
И принялась отчаянно сигналить. Как ни странно, это возымело
действие. Гурий подошел к машине, открыл заднюю дверцу и втиснулся в салон.
— Подача звуковых сигналов в населенных пунктах
запрещена, — хмуро сказал он. — За исключением экстренных случаев.
— Считайте, что это — экстренный случай. Куда вас
отвезти?
— Теперь все равно… В Пеники.
— Где это — Пеники?
— За Ломоносовом — налево. И вверх по трассе. Я покажу.
Пеники оказались никчемной деревушкой, кишкой вытянувшейся
вдоль наспех заасфальтированной дороги. Пеники изнемогали от ленивых, кое-как
сколоченных домишек, ленивых собак, ленивых гусей, ленивых палисадников с
ленивой, поздно зацветающей сиренью. И никак не хотели монтироваться с
большеголовым ретро-Гурием. И его эксцентричной ретрострастью.
— Это здесь, — сказал Гурий, указывая на дом,
оттяпавший высшую точку Пеников.
Дом Гурия (ничем, впрочем, не отличающийся от соседних)
подпирал редкий штакетник. За штакетником виднелись теплица, загончик с
поросенком, старый яблоневый сад, с десяток рассудительных куриц и грядки с
зеленью. На одной из грядок копошилась пожилая женщина.
Гурий не произнес больше ни слова.
Ни «спасибо», ни «до свидания», ни даже сакраментального «вы
меня убили». Он вылез из машины и скрылся в калитке. На Лену он ни разу не
оглянулся. Ну что ж, тем лучше, тягостная история с наездом подошла к своему
логическому завершению, арриведерчи, Пеники!.. Но стоило ей только дернуться с
места, как в багажнике что-то загрохотало: это напомнил о себе велосипед.
Велосипед, о котором обидчивый придурок позабыл напрочь. Чертыхаясь и проклиная
свою горькую судьбу, Лена вылезла из машины, подхватила велосипед и направилась
к штакетнику. Сейчас она швырнет эту груду железа на доски, и инцидент будет
исчерпан. Она навсегда забудет о деревне Пеники. И о раскуроченной ею яхте. И о
Гурии, будь он неладен!
Но легко отделаться от Пеников не удалось. Пожилая женщина,
еще секунду назад сосредоточенно копавшаяся в огороде, уже открывала калитку.
— Здравствуйте, — женщина обнажила бледно-розовые
десны в самой радушной улыбке. — А я слышу, вроде машина подъехала… Это вы
Гурия привезли?
— Да, — призналась Лена. — Это я.
Женщина обшарила Лену взглядом и улыбнулась еще шире.
— Что ж не заходите?
— Я, собственно…
— Отец! — зычным, хорошо поставленным голосом
корабельного боцмана крикнула женщина. — Отец! Гости к нам, а ты возишься!
— ??
— Я — мама Гурия, Клавдия Петровна.
А тебя как зовут, деточка? — мать Гурия шла на
сближение семимильными шагами.
— Елена.
— Красивое имя. А вы давно с Гурием знакомы?
— Как вам сказать… — замялась Лена.
— А он ни словом о тебе не обмолвился, надо же! О такой
красавице — и молчок! Он всегда был скрытным, наш Гурий, с самого детства…
Отец, да иди же ты сюда!
Только теперь до Лены стала доходить двусмысленность
ситуации. За кого они ее принимают, в самом деле? Судя по тому, как неистовая
Клавдия пялится на ее безымянный палец (очевидно, в поисках обручального
кольца); судя по тому, как хищно вытянулся ее нос и как, подчиняясь охотничьему
азарту, вибрируют ноздри… Судя по всему этому, сейчас сюда припожалует главный
егерь с английским рожком, соколом на запястье и мотыгой вместо вабила
[10]
.
Он протрубит в рожок, снимет колпачок с головы ловчей птицы,
и… Бедная, бедная Лена, до норы ей не добежать! Тем более что престарелая такса
Клавдия Петровна уже вцепилась мертвой хваткой в растерявшийся Ленин хвост.
— Вообще-то, Гурий у нас замечательный, ничего дурного
про него не скажу. Не курит, в рюмку не заглядывает, а это по нынешним временам
редкость…
— Редкость, — безвольно подтвердила Лена.
— А безотказный! И дров поколет, и баню натопит, а уж
как на работе его ценят!
Вот на повышение недавно пошел. А работа у него
ответственная, все с людьми да с людьми. Нет, у меня к сыну претензий нету.
Старшие что? Старшие — отрезанные ломти. О родителях только по праздникам
вспоминают. Да к зиме ближе, как поросенка закалываем… А Гурий только о нас и
печется. Мы при нем как сыры в масле катаемся. Иногда смотрю на него, как он
ловко с хозяйством управляется, слезы на глаза наворачиваются. Веришь?
— Отчего же не верить? Верю. — Вот тут Лена была
вполне искренней: такого инвалида детства, как Гурий, только и остается, что
обнять и плакать.
— Вот, думаю, повезет той девушке, которая женой ему
станет. Уж он-то на нее не надышится, уж он-то в шелка ее оденет, соболя к
ногам кинет, пылинки будет сдувать… Я своего сына знаю. А ты, Еленочка, —
Клавдия набрала в рот побольше воздуха и округлила глаза, — не замужем?
— Нет.
Господи, зачем она соврала? Или это сработал инстинкт
самосохранения, — чтобы в самый последний момент успеть увернуться от
острых и безжалостных зубов таксы?
— Отец!!! — снова завопила Клавдия.
Ждать появления папаши Гурия Лена не стала — из все того же
инстинкта самосохранения. И с Клавдией, нагулявшей мышцы на тяжелом пейзанском
труде, справиться весьма проблематично, а если уж они навалятся вдвоем…
