Алкаш сделал робкую попытку вырвать из рук Лены одеколон, но
она держалась за коробочку мертвой хваткой.
— Это что же такое делается, люди добрые?! —
воззвал брат-близнец Маслобойщикова к пейзанкам с панно и к кокоткам из
«Плейбоя». — Это же грабеж форменный! Среди бела дня собственности лишают.
Я сейчас милицию позову, посмотрим, что тогда запоешь!
— Зовите, — сказала Лена. — Зовите, или я
сама позову.
Мэтр, до этого с любопытством наблюдавший за происходящим,
страдальчески поморщился.
— Зачем нам здесь жандармы, друзья?
Зачем нам держиморды? Давайте выпьем сей нектар, сию
амброзию… И возлюбим друг друга, чада мои!..
— Зовите милицию, — Лена была непреклонна.
— Сука, — алкаш с тоской посмотрел на одеколон,
зажатый в Лениной руке. — Ну, ничего, попадешься ты мне на кривой дорожке…
Не договорив, он попятился от стола и стал бочком
пробираться к выходу. И спустя несколько мгновений растворился за дверью кафе,
в пыльном мареве улицы. На то, чтобы принять решение, у Лены ушло совсем
немного времени: как бы там ни было, этот человек что-то знает о погибшем
Романе. Недаром он так испугался огласки.
Недаром он предпочел исчезнуть, не затевая с ней особого
скандала. Но как вещь, купленная в центре Питера, могла оказаться за городом, в
ничем не примечательной дачной местности?.. Ответа на этот вопрос не было,
ответ, поджав хвост, потянулся за алкашом. И ответ этот нужно догнать во что бы
то ни стало, ведь подарок, купленный Романом для своего приятеля, ничего ей не
скажет… Даже если она не будет выпускать его из рук всю оставшуюся жизнь.
Только бы проклятый мартышкинский пьянчужка не скрылся за
горизонтом прежде, чем она до него доберется! Нет, предпринимать она ничего не
будет, но может проследить, куда подастся похититель одеколона. А в том, что
одеколон был похищен, Лена не сомневалась ни секунды. Она помнила, сколько
стоила вещица. Тысячу восемьсот. И помнила, как выглядел алкаш: не первой
свежести ковбойка под кургузым пиджачишкой, потрепанные брючата и сандалеты
«прощай, молодость!» на босу ногу. Все это секонд-хендовское гуманитарное
тряпье не стоило и упаковки от «Ста видов Эдо».
Оставив парфюм под присмотром Маслобойщикова (развязывать
рюкзак, чтобы бросить в него «Сто видов», означало потерять несколько
драгоценных секунд), Лена выскочила из кафе.
…Пьянчужка, слава богу, никуда не исчез. Он довольно резво
удалялся в сторону железнодорожной платформы. И удалялся не один: рядом с ним
шел мальчишка" которого она подвезла на «Жигулях» и с которым рассталась
всего лишь десять минут назад. Алкаш придерживал мальчишку за плечо. Они,
оказывается, знакомы, кто бы мог подумать! Это открытие неожиданно кольнуло
Лену в самое сердце. А что, если появление мальчика в ее машине совсем не случайно?
Что, если мальчик работает с благословения алкаша?.. Что, если и сам алкаш
работает с чьего-то благословения?..
Продолжить эту — вполне здравую — мысль Лена не успела. Зато
успела понять, что отношения между алкашом и мальчишкой вовсе не такие безоблачные,
как ей показалось на первый взгляд. Мальчишка вдруг стал вырываться из рук
похитителя одеколона. Чтобы приструнить взбрыкнувшего юнца, алкаш даже потряс
его за шиворот.
Голова мальчишки беспомощно закачалась на тонкой шее, и Лене
на секунду показалось, что она оторвется и скатится на обочину дороги.
— Эй! — крикнула она в спину уходящим. —
Постойте!!!
Все дальнейшее произошло почти мгновенно: алкаш вздрогнул от
неожиданности и ослабил хватку. Этим-то и воспользовался юный Павел. Он
вырвался из цепких лап алкаша и бросился наутек. Его бегство не было
осмысленным — но только до того момента, как он увидел Лену. Теперь он бежал
прямо к ней. Нет, «бежал» было не совсем точным словом. Он несся, он летел, он
почти не касался ногами земли. Надо бы посторониться, а то он собьет ее, чего
доброго!.. Но Лена не посторонилась — уж слишком отчаянным был этот бег.
Отчаянным и полным надежды. Предать его не представлялось возможным.
Мальчик влетел в Лену, как в спасительное убежище, в самый
последний момент захлопнув за собой дверь и избежав опасности.
— Я не хотел… Не хотел, — ткнувшись ей в грудь и
изо всех силенок обнимая руками, прошептал он. И заплакал.
…Теперь, сидя в машине у злополучного лодочного кооператива,
она знала ровно столько же, сколько знал Пашка. Это было странное, детское
знание, причудливый мальчишеский взгляд на происшедшее. По нему совершенно
невозможно было определить, где кончалась правда и начинались вариации на тему
смерти Нео. Нео, а не Романа. Запротоколированная и разложенная по полочкам
смерть Романа Валевского не имела ничего общего с поэтической гибелью Нео,
пришпиленного к мачте и укрытого парусом — от посторонних глаз.
В сбивчивом, размытом слезами рассказе Пашки Нео представал
лучшим другом; лучшим и таким близким, что просто дух захватывало. Лена вдруг
поймала себя на мысли, что Нео сыграл с Пашкой в ту же запрещенную игру, в
которую сыграл с ней самой Роман Валевский: он подменил их прошлую жизнь. И без
всяких усилий наполнил собой настоящую. Теперь, куда бы они ни двинулись —
вперед, назад, вверх, вниз, — всюду был Нео. Это Нео подсунул Пашке книгу
«О разведке для мальчиков». Это Нео не позволил Лене уехать из Питера, когда
она уже готова была плюнуть на все и сломя голову бежать от Виктории
Леопольдовны. Это Нео рассорил ее с мужем и сделал их совместную жизнь
невыносимой. Это Нео наблюдал за боевыми действиями Лены и Гжеся, развалившись
на нейтральной полосе. Это Нео спал в проходной комнате ее питерской квартиры,
это Нео первым занимал ванную по утрам… И если бы среди пожухлых фотографий в
семейном альбоме Шалимовых Лена наткнулась бы на изображение Нео, датированное
твидовой и фетровой серединой века, — она бы нисколько не удивилась.
Она даже не особенно удивилась той цепи случайностей,
которая привела ее к Пашке. Или Пашку к ней — от перестановки слагаемых сумма
не менялась. Хотя задуматься было о чем: несколько месяцев назад она дала
автограф мальчишке, который теперь оказался в ее машине. А если бы она не
поехала в город одна, то никогда бы не сбила велосипедиста и никогда бы не
завернула в Пеники. А если бы она не завернула в Пеники, то никогда бы не
обнаружила Пашку на заднем сиденье. Но просто Пашка на заднем сиденье — это
было бы еще полбеды, подумаешь, еще одна сомнительного качества иллюстрация на
тему «как тесен мир!». Пашка оказался не просто Пашкой, он оказался недолгим
хранителем и посмертным другом ее собственного посмертного друга. Так что
простое арифметическое «как тесен мир!» здесь не годилось. Формула была сложнее
и относилась к высшей математике, с которой у Лены всегда были нелады. Отец —
вот кто бы все ей объяснил!.. Хотя и без объяснений ясно, что формула (кто бы
ее ни сочинил — бог или дьявол) еще даже не написана на доске до конца… И что
адресована она Лене. И что Нео.., черт, Роман, конечно же, Роман не захотел так
просто расстаться с ней и потому послал Пашку. И лучше не думать, почему все
произошло так, а не иначе — ведь у случайностей существуют свои собственные
законы, которые можно проверить экспериментально. Вот она и проверяет…
