— Жена? — невинно поинтересовался Бычье Сердце,
когда за ней захлопнулась дверь.
Максим Леонидович посерел и сглотнул слюну.
— Ну, это, как говорится, ваше личное дело… А меня
привели к вам совсем другие дела. Я бы сказал — общественные.
— Я слушаю.
Бычье Сердце шлепнулся в гостевое кресло и принялся
бесцеремонно разглядывать зажиревшего ловеласа.
— Я слушаю, слушаю, — заискивающе пробормотал
Векслер.
— Афина Филипаки. Наслышаны о ней?
— А…
«Откуда вы знаете?» — хотел, видимо, сказать Векслер. Но
промолчал.
— Ей вроде бы прочили главную роль в новой
постановке, — подбодрил директора Бычье Сердце. — Или нет?
— Я не в курсе дела, — наконец-то промямлил Максим
Леонидович. — Во всяком случае, в штате «Лиллаби» Афина Филипаки не
состоит.
— Значит, не в курсе.
— Не то чтобы совсем не в курсе, — пристальнее
взглянув на крепко сбитую фигуру майора, Векслер решил пойти на
попятный. — Ходили слухи, что Роман подыскал новую исполнительницу для
одной из главных ролей. Но это были лишь предварительные переговоры, и я к ним
никакого отношения не имел…
— Не имели, значит.
— Видите ли, «Лиллаби» работает на контрактной основе…
И администрация подключается только тогда, когда художественный руководитель
принимает окончательное решение — брать или не брать того или иного артиста в
постановку. Никаких данных об Афине Филипаки Роман мне не предоставил. Из чего
я делаю вывод, что вопрос с приглашением этой актрисы оставался открытым…
— Легко свалить все на мертвого, а, Леонидыч? —
дружески подмигнул Бычье Сердце директору.
— Вы… На что вы намекаете? — взвился директор.
— Ни на что. — Куснув Векслера, Бычье Сердце снова
вернулся в порядком пересохшее официальное русло. — В конфликте между
Валевским и Куницыной участия не принимали?
— Какой конфликт? Не было никакого конфликта. Я уже говорил
вам, у нас работают единомышленники, сотворцы. Это — основа процветания
«Лиллаби»…
— Да бросьте вы, Максим Леонидович.
Следствию известно, что в последнее время Валевский и
Куницына, мягко говоря, не очень-то ладили. И яблоком раздора послужила как раз
Афина Филипаки. Валевский прочил ей главную роль в новой постановке, с чем
Куницына была категорически не согласна. Главную, а не одну из главных, как вы
изволили здесь заметить.
Гла-вну-ю.
Векслеру наконец-то удалось взять себя в руки. Шейный платок
был заново повязан, пот с брылей испарился, а лоб очистился от порочных морщин
вожделения.
— Возможно, Роман и предложил этой девушке главную
роль, — с достоинством произнес директор. — Так сказать, кулуарно. Но
теперь это не имеет никакого значения, как вы понимаете. Романа больше нет.
И спектакль будет ставить другой человек.
Если этот человек решит, что лучшей кандидатуры на Сильвию
Баррет не подобрать, протеже Валевского получит роль. Если нет — то нет. Я не
вмешиваюсь в творческий процесс.
— И кто же этот другой человек? — поинтересовался
Бычье Сердце. — Евгений Мюрисепп, не так ли?
— Евгений Мюрисепп был вторым балетмейстером, он стоял
у истоков проекта.
Естественно, что руководство будет поручено ему. Во всяком
случае, на данном этапе.
— Как говорится, не было бы счастья, да несчастье
помогло, — сделал простодушный вывод Бычье Сердце. — При Валевском у
Мюрисеппа не было никаких шансов возвыситься, а теперь, пожалуйста, постановка
переходит под его полный контроль.
— Это не совсем так, майор. Роман был человеком с
именем и, я бы даже сказал, — с харизмой. Женя… Евгений Мюрисепп таким
влиянием не обладает. Даже в «Лиллаби». Думаю, все вопросы по шоу будут
решаться теперь коллегиально.
Коллегиально, коню понятно. И состав коллегии тоже
определен: толстопузый шалун, стерва-балеринка и балеринкин подкаблучник.
Рома-балерун, равно как его потенциальная пассия Афина Филипаки, не имеет
отныне права голоса. Отныне они никто, ничто и звать никак.
— Мне нужен адрес Афины Филипаки, — сказал Бычье
Сердце.
— Помилуйте, майор! Откуда же я могу знать ее адрес?..
Я ведь уже говорил вам, в штате она не числится.
Глаза Векслера сделали очередную попытку вырваться из клети
орбит. В них было столько преувеличенного недоумения и детской обиды, что Бычье
Сердце сразу же понял: добрейший Максим Леонидович лжет. Неважно — по
принуждению или по собственной инициативе, но лжет. Сюжет с новой примой был
более разветвленным, чем могло показаться на первый взгляд.
Очевидно, Роману Валевскому удалось отстоять свою протеже и
на административном уровне. И Лика начала действовать и угрожать своему бывшему
мужу, когда узнала об этом. И уж не сам ли засланный казачок Максим Леонидович
сообщил ей об этом?
Бычье Сердце легко поднялся, обошел стол и вплотную
приблизился к расплывшемуся в кресле директору «Лиллаби». Через секунду он уже
наматывал на кулак концы векслеровского щегольского платка.
— Значит, так, лосяра, — почти любовно прошептал
Бычье Сердце, глядя в жидкую сморщившуюся переносицу директора. — Со мной
такие вещи не проходят, заруби это на своем вялом члене. Или ты бросаешь фуфло
засаживать и сообщаешь мне все, что знаешь об Афине Филипаки, или через десять
минут тебя увозит отсюда карета «Скорой помощи». С паховой травмой.
И конец твоим забавам. И с женой, и с любовницами, хоть
коллегиально, хоть как.
— Отпустите, — прохрипел Максим Леонидович. —
Я буду жаловаться вашему начальству!
— Ах, ты будешь жаловаться, дятел, рвань дохлая, —
несказанно обрадовался майор, еще туже сжимая концы платка. — Ну, тогда
сюда не «Скорая помощь» приедет, а труповозка. Катафалк. Что решаем?
— Хорошо… Я покажу…
Бычье Сердце ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил
Максима Леонидовича. Несколько секунд Векслер просидел, хватая воздух
посиневшим ртом, после чего полез в стол. И на свет божий была извлечена
тоненькая папка.
— Вот. Это все.
В папке оказался трехстраничный контракт, где сторонами
выступали театр современного балета «Лиллаби» в лице его художественного
руководителя Романа Валевского и Афина Филипаки. На последней странице маячили
реквизиты сторон и подписи. Вернее, подпись была только одна — самого Романа
Валевского. Автограф же Афины Филипаки отсутствовал.
— Она его не подписала? — удивился Бычье Сердце.
— Она должна была его подписать. В этот понедельник.
— И?..
— Мы договорились с ней на одиннадцать утра. Я
специально передвинул несколько встреч ради этих одиннадцати часов…