— Я бы все-таки хотел побеседовать с вами… Дело в том,
что…
Ввести в курс крашеную бабенку так и не удалось: за спиной
Гурия послышались шаги. И по тому, как засаднила рассеченная бровь и заныл
ушибленный лоб, лейтенант понял, что это Еленочка.
Василиск обманул бдительность Гурия Ягодникова и вернулся.
— Слушай, возьми у Гжеся ключи от машины… — бросила
рыжая, приближаясь к Гурию и несговорчивой бабенке. — Не хочу подходить к
этим скотам…
— Думаешь, я горю желанием? — Бабенка перевела
взгляд с Гурия на Еленочку и моментально оценила обстановку. — Ладно,
сейчас схожу. А ты поговори пока с представителем власти. У него для нас имеется
информация… Рекомендую, лейтенант, лучшая подруга покойной Афины. Ей будет
интересно все, что вы скажете.
Представив Еленочку напрягшейся спине Ягодникова, крашеная
ходко затрусила к распивочному столику.
— Я вас слушаю. — Василиск пощелкал погремушками
на конце раздвоенного хвоста, призывая Гурия к общению.
Придется оборачиваться, даже под страхом кастрации. Стоять к
женщине (пусть фурии, пусть гарпии, пусть Медузе-горгоне) спиной — невежливо. А
лейтенант Ягодников был вежливым милиционером. Натянув фуражку поглубже на лоб.
Гурий развернулся на сто восемьдесят градусов, за чем последовала немая сцена.
Сцена продлилась дольше, чем он предполагал.
— Вы?! — Она даже зажмурилась в детской надежде,
что Гурий растворится в воздухе. — Это вы!.. Какого черта… Я так и знала,
что добром не кончится.
— Лейтенант Ягодников, — второй раз за сегодня
пробубнил Гурий.
— Черт! Только со мной могло это случиться…
Она вдруг засмеялась. Это был нервный истерический смех —
такой неуместный в кладбищенской тишине, что казалось, что он развалит сейчас
все памятники, ограды и обелиски. Но с памятниками и обелисками все было в
порядке.
— Что же вы от меня хотите? — бросила рыжая, с
трудом приходя в себя. — Арестовать? Посадить в кутузку за наезд?
— Я хотел бы поговорить с вами об Афине Филипаки.
— Вы?! Вы-то к Афе каким боком?
— Как вы сказали? — удивился Гурий.
— Какое вы имеете отношение к Афине? — сразу же
поправилась Еленочка.
— Я веду ее дело.
— Только не это! — вырвалось у нее, и Гурий уловил
в тоне василиска что-то оскорбительное. Для себя лично.
Посмотри на себя, трепетали ноздри Еленочки, посмотри на
себя, суконное рыло, фанат реликтовой попсы, — какие дела ты можешь вести?
О краже двух ливрей из костюмерной киностудии «Ленфильм»?
О порче кресельной обивки в БКЗ «Октябрьский»? О мелком
хулиганстве у служебного входа Ледового дворца?..
— Я веду ее дело, — упрямо повторил Гурий.
— Есть подвижки?
— Кое-какие, — Гурию хотелось поскорее отвязаться
от Еленочки, и потому он перешел на телеграфный стиль дятла-вертишейки.
— Нашли убийцу?
— Нет. Но дело в том, что убийства не было.
— Как это — не было?
— Произошел несчастный случай. Вы знали, что у нее было
больное сердце?
— Понятия не имела. Впервые слышу — от вас. Она что,
умерла от сердечного приступа?
— Не совсем так. До приступа дело не дошло. Очевидно, у
нее просто прихватило сердце, и она вышла в тамбур — подышать. — Гурий по
собственной инициативе несколько приукрасил официальный бред капитана
Целищева. — Сорвалась с подножки электрички, упала очень неудачно, в
результате чего оказался пробитым висок.
«Оказался пробитым висок!» — неужели подобное чудовищное
словообразование родилось в недрах его горла, воспитанного на безупречных и
почти хрестоматийных текстах венценосной Эдиты?
— Значит, оказался пробитым висок, — эхом
откликнулась рыжая. — Значит, вышла в тамбур подышать. Открыла дверь,
значит?
— Да, — прошептал окончательно сбитый с толку
Гурий.
— И как же она открыла дверь? Ведь двери в электричках
открываются и закрываются автоматически. Это даже дети знают.
— Что вы хотите этим сказать?
Она больше не смотрела на него, — впрочем, она и до
этого особенно на него не смотрела, — но теперь в этом игнорировании было
гораздо больше смысла, чем секунду назад. Секунду назад Гурий все еще пребывал
в своем милицейском статусе — пусть и незавидном, пусть и для кресельной обивки
концертного зала «Октябрьский».
Теперь же он превратился в пигмея, в головастика, в садовую
улитку, раздавленную чьей-то неосторожной пяткой. Ничтожность лейтенанта
Ягодникова была сопоставима.., была сопоставима… Вот черт, ее даже не с чем
было сопоставить!
— Что вы хотите этим сказать? — повторил свой
ничтожный вопрос ничтожный Гурий.
— Ничего. Я просто не думаю, что это — несчастный
случай. Я думаю… Нет, я точно знаю, что это — убийство…
* * *
… Она оказалась идиоткой.
В квадрате, в кубе, в п-ной степени.
Главным действующим лицом заведомо провальных математических
формул. Каким образом получилось, что она — внучка академика, дочь профессора и
выпускница мехмата — не смогла решить простенький пример на вычитание? Но
случилось то, что случилось, — пример решили без нее.
А чахлым иксом оказался в результате флакон дорогого
одеколона «Сто видов Эдо».
Найдя его, она… Впрочем, ей еще придется осмыслить всю
цепочку, последовавшую за флаконом. И попытаться связать все звенья — не
пропустив ни одного.
Переполовиненный флакон — это было первое, что увидела Лена,
когда вернулась в гадюшник за Маслобойщиковым и Гжесем. Прямо на глазах у
потерявшей дар речи Лены мэтр вылил очередную порцию «Ста видов» в стакан. И
отправил густо пахнущие миндалем и гибискусом миллилитры себе в пасть.
— Что вы делаете, Гавриил Леонтьевич?! —
пролепетала Лена, когда к ней вернулась способность говорить.
— Раре Satan, pape Satan aleppe! — выдал очередную
латинскую абракадабру мэтр, заглатывая содержимое стакана.
— Паразит! Забулдыга! — Лене не оставалось ничего
другого, кроме бессильной констатации в духе Светани.
— Прощаю! Всех прощаю! — Маслобойщиков задрал
бороду перпендикулярно потолку и разразился демоническим хохотом. — Всем —
индульгенции!.. Раре Satan, pape Satan aleppe!.. Этой биксы груди, груди, мы,
поверьте, не забудем!!!
От его рыка затрясся стол, а стаканы и бутылки в ужасе
прильнули друг к другу.
А до сих пор спокойно наблюдавшая за происходящим буфетчица
даже вышла из-за стойки. И поманила Лену пальцем.
— Вы бы увели безобразника этого, — сказала
она. — Я здесь семь лет уже, всякое перевидала, — у нас тут
гоп-компании собираются, будь здоров. Но такого…
