— При его славе и твоей сообразительности…
— Скажи ей спасибо. Вы оставили мне не так много
времени, чтобы ее проявить.
— Я-то при чем? С Сержа и спрашивай…
— Что именно?..
Пашка даже мигнуть не успел, как в разговор вплелся еще один
голос. На этот раз — знакомый: задрыга-яхтсмен, кто же еще!
— А-а.., вот и ты, душа моя. — Получив новый
объект для желчных высказываний, женщина по имени Лика заметно
приободрилась. — Спасибо тебе за эту хренову овсянку… Неизвестно еще,
сколько мы будем ее расхлебывать.
— А что я должен был делать, скажи?
После того, как он накрыл меня в электричке? И еще эта
стерва Афа…
— Одно к одному, — прокомментировал второй
парень. — Лихо ты с ними. Классически.
— Просто привык принимать решения.
— Не задумываясь о последствиях, — вклинилась
Лика.
— Нет… Там все должно быть чисто.
— Чисто?
— Максимум, что они могут выдоить, — это
несчастный случай на железнодорожном транспорте.
— Несчастный случай?
— Ну да… Ее не сбросили, вот в чем дело. Она выпала на
ходу и ударилась виском о сосну.
— Откуда ты знаешь? — синхронно спросили Лика и
Игорь.
— О сосне? Это профессиональное.
Я столько раз ездил на этой электричке — вполне можно было
изучить окрестности.
А все остальное — дело техники. Простой расчет. Умение
математически просчитывать все факторы и точно определять расстояние… Как у
любого яхтсмена. Хорошего яхтсмена. Могу поставить свою долю, что дальше несчастного
случая дело не пойдет.
— Да кто спорит… — обрубила Сержа решительная
Лика. — Только лучше в тот, раз ты поехал бы на машине.
— Я не мог светиться, ты знаешь. Машина на стоянке, они
легко бы это установили… Пойдемте-ка на воздух, что здесь сидеть… Да и ночь
теплая. И за парусом следить надо…
Спустя минуту стойкое преступное сообщество двинулось
наверх, оставив Пашку в полной растерянности. Единственное, что он вынес из
всего этого странного и малопонятного разговора, было то, что эти люди..,
вернее, человек.., были причастны к смерти Нео. Да что там причастны — они и
были ее виновниками. Вернее, виновник был один — задрыга-яхтсмен, стремительно
переквалифицировавшийся в матерого и безжалостного убийцу. От осознания этого у
Пашки затрещали волосы и вздулась кожа — даже голый среди волков в свете луны
чувствовал бы себя в большей безопасности. Если бы только ему представилась
возможность, он бы бежал отсюда куда глаза глядят под ироническую ухмылку Би-Пи
(«слабак ты, Пашка, слабак»), но такой возможности не было.
Яхта все еще скользила по волнам.
И оставаться под кроватью тоже казалось проблематичным: в
любой момент троица вернется, и кто-то из них обязательно завалится сюда, под
веселенький и уже опробованный Пашкой плед. И нет никаких гарантий, что его
худая острая задница тотчас же не вскроется. Вскроется — и еще как.
А если еще Пашка надумает чихнуть, как это обычно и бывает в
детективах, больше смахивающих на фильмы ужасов, — вот тогда ему точно не
отвертеться. И жалкая Пашкина жизнь, не идущая ни в какое сравнение с блестящей
жизнью Нео, — она и гроша ломаного стоить не будет. И не окажется такой же
красивой, как блестящая смерть Нео. Его просто утопят как щенка — и все.
И все.
Подстегиваемый безысходностью ситуации, Пашка выскочил из-под
кровати и на четвереньках двинулся к носу. И почти сразу же нашел то, что могло
бы скрыть его от посторонних глаз: маленькая фанерная дверца, за которой вполне
можно перекантоваться. Ведь не полезут же они сюда среди ночи!
…Так он и оказался здесь, в маленьком чуланчике с
бейсбольной битой в боку.
Приспособиться к бите удалось только к утру, когда стал
проступать прямоугольник двери — сначала неясный, а потом все более отчетливый.
Пашка периодически впадал в полудрему, несколько раз он готов был даже вывалиться
в проход, но в самый последний момент что-то спасало его. Быть может, то, что
он постоянно думал о Лене, о далекой, оставшейся в Питере Лене, которая
наверняка сейчас спала и видела сны, и (чем черт не шутит) по краешку этих снов
бродил и Пашка.
И уже перед самым утром, когда прямоугольник двери стал
особенно явственно резать глаза, Пашка все-таки заснул; опустился на пол,
свернулся калачиком и заснул. И даже не помнил, как проснулся — от самого
прозаического желания на свете: ему захотелось в туалет. Сейчас он встанет,
пройдет несколько шагов — как раз до срамного ведра, которое ставила на ночь
бабка, чтобы каждый раз не таскаться к сортиру посреди грядок с кабачками.
Все еще не разлепляя глаз, он выполз в коридорчик. Но ведра
так и не нашел.
И только потом сообразил, что находится он вовсе не дома,
под ворчливым бабкиным крылом, а в осином гнезде преступников со стажем.
Впрочем, соображать было уже поздно. Глаза открылись в самом неподходящем месте
— как раз между кухней и отсеком с койкой.
Неизвестно, что случилось бы с Пашкой, если бы революционная
тройка продолжала заседать. Но в наличии имелось только одно ее звено — да и то
крепко спящее. Крепко спящее звено было накрыто пледом почти по самую макушку и
было черноволосым и явно мужеского полу, из чего Пашка сделал вывод, что это не
могут быть ни яхтсмен, ни Лика. Что это — третий: живчик с бабьим смехом по
имени Игорь. На крючке перед отсеком болталась одежда живчика: джинсы, футболка
и жилетка — почти такая же, какая была у Нео.
А из верхнего кармана жилетки выглядывал телефон.
Мобильный телефон, если верить все тем же детективам, так
похожим на фильмы ужасов. Вожделенная близость телефона напрочь вышибла из
Пашки мысль о «пи-пи», и он, трясясь от страха и все время оглядываясь на
черноволосую макушку, вытащил мобилу из гнезда.
Если владелец мобилы проснется — ему несдобровать.
Но владелец и не думал просыпаться.
Более того, он сладко причмокивал во сне, источая вокруг
себя свежескошенный запах перегара. Остатки бурно проведенной ночи тоже впечатляли:
несколько переполовиненных бутылок с дорогим спиртным, парочка — пивных с
непонятным названием «Оболонь» и пепельница, полная тонких белых окурков.
Оценив все эти прелести бестрепетным взглядом разведчика, Пашка с телефоном в
зубах затрусил к своему укрытию. Неизвестно, как работает эта маленькая адская
машинка, но попытаться все же стоит.
Забившись в каморку, Пашка перевел дух и принялся изучать
небольшое табло.
Табло оказалось включенным, на нем чернели буквы «NWGSM», в
левом углу покоилось время (06:03), а справа находилась надпись «меню».
После бесплодного тыканья на кнопки, которое заняло 25
минут, Пашка наконец-то въехал в систему. Он набрал номер домашнего телефона
Лены и нажал кнопку с зеленой приподнятой трубкой. И едва не сошел с ума от
радости, когда на том конце послышались длинные, умиротворяющие гудки. Пашка
насчитал их ровно семь, прежде чем трубку сняли.
