А тетя Люся, посчитав, что она уже сделала свое дело, быстренько простилась и исчезла, только что была – и уже нету, только в воздухе витал стойкий запах вчерашних щей и дешевого стирального порошка.
– Ну что, девушка, так и будете стоять в дверях? – проскрипела тетка и отступила в сторону, освобождая мне проход.
Я вошла в прихожую, а тетка закрыла за мной дверь, накинула огромный железный крюк и задвинула задвижку.
В прихожей было темновато, и я сперва почти ничего не видела, только откуда-то сверху на меня пристально смотрели круглые зеленые глаза. Кот, что ли?
Однако хозяйка щелкнула выключателем, и над моей головой загорелась тусклая лампа в пыльном старомодном абажуре. Намного светлее от этого не стало, но я все же смогла разглядеть, что зеленые глаза принадлежали вовсе не коту, а чучелу совы, которое располагалось на высоченном шкафу справа от двери.
Кроме этого шкафа в прихожей имелись еще две или три тумбочки, кривобокая этажерка со старыми журналами и еще огромный сундук, окованный железными полосами. В общем, прихожая была так заставлена всяким старьем, что едва оставалось место, чтобы протиснуться в глубину квартиры.
– Итак, – хозяйка оглядела меня с ног до головы. – Как же вас зовут, девушка?
– Ди… Дина, – ответила я, справившись с голосом. Мне почему-то не захотелось называть ей свое полное имя, хотя я понимала, что рано или поздно это придется сделать.
– Вам сказали, что нужно будет делать? – проскрипела Августа.
– В общих чертах… – отозвалась я, удивленно оглядываясь.
– Значит, в общих чертах? – повторила она недовольно. – Нет уж, давайте мы сразу все уточним, чтобы потом не было никаких недоразумений. Вы должны убирать в квартире, вытирать повсюду пыль, причем очень тщательно…
«Да уж, пыли здесь просто ужас сколько, – отметила я про себя. – Похоже, все это старье просто притягивает ее. Или здесь не убирали с прошлого века».
– Далее, вы должны ходить в магазин за покупками, должны готовить… надеюсь, вы умеете готовить? – Она окинула меня таким подозрительным взглядом, как будто спросила, не работаю ли я на международную террористическую организацию.
Я ответила неопределенным междометием, которое при желании вполне можно было принять за утвердительное. В самом деле, я не обладаю кулинарным талантом, но уж как-нибудь сумею сварить суп и пожарить мясо…
За этим приятным разговором мы обходили квартиру. Надо понимать, Августа Васильевна ненавязчиво представляла мне будущее поле деятельности.
А поле было немаленькое!
Честно говоря, мне таких огромных квартир видеть не доводилось. Сколько же здесь комнат? Четыре? Нет, пять, а то и шесть. И убирать эти комнаты будет сущим наказанием, потому что они все были заставлены старой мебелью – шкафами и диванами, столами и комодами, тумбами и этажерками и еще какими-то предметами, точных названий которых я не знала, но в голову откуда-то лезли забытые слова «шифоньер» и «жардиньерка».
Конечно, у моего бывшего шефа, генерального директора фирмы, квартира тоже была большая. Мне там довелось однажды побывать, когда я привезла ему важные документы. Но ту квартиру убрать было бы не в пример легче – она была почти пустой, обставленной с лаконичной строгостью в стиле хай-тек.
Августа открыла передо мной очередную дверь, и, не успев еще ничего увидеть, я почувствовала запах лекарств, дезинфекции и еще чего-то неуловимого… пожалуй, это был запах старости, болезни и беспомощности.
В следующий момент я разглядела старика в инвалидном кресле.
Старик был крупный, с внушительным, породистым лицом, густыми серебристо-седыми волосами и тяжелым подбородком. Ноги его были укутаны темно-красным шерстяным пледом, руки лежали на подлокотниках кресла. Надо признать, руки у него были красивые – сильные, тяжелые, правильной формы.
Наши глаза встретились, старик приоткрыл рот и издал какое-то нечленораздельное мычание, в котором прозвучала нечеловеческая мука, беспомощность и безысходность.
Я вспомнила, что он парализован – инсульт или что-то вроде того. Это было страшно и несправедливо – от его фигуры веяло силой и значительностью, но на деле он был слабее и беспомощнее грудного ребенка…
– Сейчас, сейчас! – озабоченно проговорила Августа, подошла к старику и вытерла клетчатым платком подбородок, по которому сбегала тонкая прозрачная ниточка слюны. Затем она повернулась ко мне и раздраженно проговорила: – Не беспокойтесь, вам не придется ухаживать за Павлом Васильевичем, к нему ежедневно приходит квалифицированная медсестра.
– А убирать в его комнате? – уточнила я.
– Само собой! – Она вышла из комнаты и глазами показала мне, чтобы я следовала за ней.
Я так и сделала, однако, прежде чем закрыть дверь, бросила на старика последний взгляд.
Глаза его были полны жизни и страдания. И он смотрел на меня, словно хотел мне что-то сказать. Что-то очень важное.
– Ну что ж, думаю, вы поняли, что от вас требуется, – проговорила Августа тоном не вопроса, а утверждения.
– Да… – подтвердила я и торопливо добавила: – Только еще одно… Люся говорила, что я могу жить у вас… понимаете, у меня в квартире такая ситуация…
– Меня нисколько не интересует ваша ситуация! – отчеканила Августа, но тут же добавила с крайним неудовольствием: – Да, Люся мне говорила, что вам негде жить… ну ладно, это будет, пожалуй, даже удобно, учитывая ваши обязанности. По крайней мере, вы всегда будете под рукой. А то ваша предшественница вечно то опаздывала, то вовсе не приходила, ссылаясь на какие-то дурацкие обстоятельства. Так и быть, вы можете ночевать вот в этой комнате…
Она толкнула очередную дверь, которую я раньше не замечала, и показала мне крохотную комнату, точнее сказать – чулан без окна, куда они, по-видимому, сваливали все совсем уж ненужные вещи.
– Но как здесь устроиться? – проговорила я растерянно, окинув взглядом груду старых цветочных горшков, ломаных табуреток, пустых коробок и прочего барахла.
– А это уж, милая, ваша забота! – фыркнула Августа Васильевна. – Вы же хотите здесь ночевать – вот и разберитесь! Здесь, по крайней мере, есть кровать!
Кровать в этом чулане действительно была – если, конечно, это складное страшилище было именно кроватью, а не гибридом антикварной швейной машинки и складной гладильной доски времен Первой мировой войны.
Я вспомнила урода Витьку, вздохнула и поблагодарила Августу.
– Устраивайтесь! – проворчала она и удалилась.
Я встала посреди чулана и огляделась.
У задней его стены стоял большой платяной шкаф. Он оказался пустым, и я довольно быстро умудрилась запихнуть в него весь хлам: цветочные горшки, коробки, обломки мебели, детские санки, старую вешалку для одежды, допотопную пишущую машинку «Ундервуд», чугунную подставку от швейной машинки «Зингер» и еще множество совершенно ненужных вещей. Оставила я одну табуретку, которой еще можно было пользоваться по прямому назначению, более-менее целую тумбочку и ту самую кровать.
