Она снова разозлилась на себя. Что с ней происходит? И уже собралась попросить водителя повернуть машину обратно, как вспомнила про коробочку с медальоном, которую все еще сжимала в руке. Нужно встретиться с ним и вернуть этот подарок, решила Ирина. Только поэтому она едет на свидание с этим человеком.
Автомобиль затормозил у отеля. Выскочивший телохранитель открыл дверь. На часах было без десяти минут три. Она поколебалась, в прошлый раз пришла вовремя, и он заставил ее прождать двадцать минут. Нет, даже двадцать две, как он сам это заметил. А сейчас она снова приехала на десять минут раньше. Не нужно там появляться так рано, словно ей не терпится с ним встретиться.
– Закрой дверь, – потребовала она, – я должна поговорить по телефону.
Телохранитель закрыл дверь, а водитель быстро вышел из машины. Он знал, что она не любит разговаривать в их присутствии. Ирина набрала номер телефона Бичуриной и, сделав над собой определенное усилие, поздоровалась:
– Нина Константиновна, добрый день.
– Здравствуй, дорогая Ирочка, – сразу отозвалась Бичурина.
«Чтоб ты сдохла, старая перечница», – мысленно пожелала ей Ирина.
«Чтоб ты сгорела, смазливая вертихвостка», – подумала Нина Константиновна.
– Вы извините, что я вас беспокою.
– Что ты говоришь, Ирочка, мне всегда приятны твои звонки.
– Я хотела вас предупредить насчет Туманова, – быстро проговорила Ирина.
– Какой Туманов? – Бичурина сделала вид, что ничего не поняла, хотя прекрасно помнила их разговор и взгляды, которые тот бросал на ее собеседницу.
– Роберт Туманов, – терпеливо пояснила Ирина. – Вы еще говорили, что знаете его, когда мы были на приеме.
– Я не говорила, что лично с ним знакома, – ответила Нина Константиновна. – Я всего лишь говорила, что знаю немного об этом человеке.
– Да, правильно. Но, оказывается, мой супруг тоже немного о нем знает, поэтому я и хотела вас предупредить.
– О чем, милочка?
– Муж говорит, что он преступник и возглавляет какую-то преступную группу. С ним нельзя даже разговаривать…
– А я с ним никогда и не разговаривала – мне он тоже всегда казался очень подозрительным. И раз Роман Эдуардович говорит, что Туманов опасен, значит, так оно и есть на самом деле. А ты разве с ним разговаривала?
«Так я тебе и сказала, старая сплетница», – подумала Ирина, а вслух сказала:
– Конечно, нет. Я даже не знала, кто это такой. Но вчера мы случайно увидели его на другом приеме, и муж объяснил, что он опасный преступник.
– Роман Эдуардович – умнейший человек, – восхитилась Нина Константиновна, – и очень осведомленный. Если он так говорит, значит, имеет информацию на этого типа. Я тебе говорила, что у нас все рассказывают про Туманова какие-то очень странные вещи, даже то, что он сидел во французской тюрьме.
– Вы не знаете за что?
– Нет, моя дорогая, конечно, не знаю. Но если ты спросишь у мужа, я думаю, он знает ответ и на этот вопрос. Роман Эдуардович осведомлен обо всем, что творится в нашем городе, гораздо лучше многих специалистов из разных правительственных структур. У него очень обширный круг друзей и много поступающей информации. Именно поэтому его так уважают друзья.
– Разумеется. Я просто хотела вас предупредить: будьте с ним осторожны.
– Я с ним не встречаюсь, – повторила Бичурина, – хотя он совладелец компании, в которую входит и мой муж. Но они редко встречаются. До свидания, родная моя. Кстати, как поживает твой мальчик в Цюрихе?
– Он в Женеве, – поправила свою собеседницу Ирина. – Спасибо, у него все в порядке. До свидания.
– Всего хорошего.
Ирина убрала телефон в сумочку и прикусила губу. Напрасно она вообще позвонила этой мерзкой женщине. Спохватившись, посмотрела на часы. Две минуты четвертого, нужно выходить. Подбежавший телохранитель придержал дверцу, помогая ей выйти из салона, и Ирина, проходя в отель, приказала:
– Оставайтесь здесь.
Хотя часы показывали уже три минуты четвертого, в холле опять никого не было. Она сжала зубы. На этот раз не простит ему подобного хамства. Опаздывать дважды на свидание – это не просто наглость, это уже намеренное поведение, которое невозможно объяснить никакими важными делами или автомобильными пробками.
Она резко повернулась, чтобы уйти, и увидела Туманова, стоявшего за ее спиной.
– Спасибо, что пришла, – прошептал он, не давая ей ничего сказать.
– Я была почти уверена, что вы опять в автомобильной пробке, – произнесла она, глядя ему прямо в глаза. Они действительно ей нравились.
– Ты – красивая женщина. Полагаю, нам лучше подняться в номер, чтобы не привлекать к себе внимания посторонних.
Ирина хотела возмутиться, отказаться, оскорбиться, но вместо этого покорно пошла следом за ним. Вместе они вошли в кабину лифта. Рядом оказалась какая-то пожилая пара, разговаривавшая по-английски.
– Вы приехали из Канады? – неожиданно спросил по-английски Туманов.
– Да, – удивился мужчина, – а как вы узнали?
– Вы, очевидно, из Квебека, – объяснил Туманов, – в вашем разговоре иногда проскальзывают французские слова.
– А вы говорите по-французски? – удивилась гостья.
– Немного говорю, – уже по-французски ответил Туманов, – я люблю этот язык больше английского.
Супруги переглянулись и улыбнулись.
– Наши дочери тоже считают, что французский язык гораздо красивее, – сказала женщина.
Кабина лифта остановилась, и супруги вышли в коридор, вежливо попрощавшись. Но вместо них вошли двое молодых мужчин и встали спиной к Туманову и Ирине. Наконец кабина лифта доехала до четвертого этажа, и они вышли в коридор.
«Что я делаю?» – все еще пыталась сопротивляться своему чувству Ирина, а вслух спросила:
– Вы говорите и по-английски, и по-французски?
– Пришлось научиться, – улыбнулся Туманов.
Они прошли к номеру, он открыл дверь, пропуская Ирину. Она остановилась посередине комнаты и убежденно произнесла:
– Это неправильно, так нельзя.
Туманов шагнул к ней. Нет, он ничего не сделал, даже не дотронулся до нее. Просто встал близко, очень близко, почти касаясь ее телом, и посмотрел ей в глаза.
– Это неправильно, – снова прошептала она, чувствуя его дыхание на своей щеке и его ищущие губы.
«Что я делаю?» – снова подумала она, а потом все мысли улетучились…
Поцелуй был долгим. Оторвавшись наконец от нее, он поднял Ирину на руки и понес на кровать. Оставалось только поражаться, как быстро и ловко он ее раздел, словно занимался этим всю свою сознательную жизнь, и разделся сам. У него на плече был неприятный шрам, при взгляде на который она вспомнила слова мужа и вздрогнула. Еще один непонятный шрам был на бедре.