– Отпусти! – гневно потребовала Ирина.
– Ты мне слишком нравишься, – прошептал он.
У него было приятное дыхание. И пахло от него мужчиной. Каким-то острым сандаловым парфюмом и мужской силой.
– Это основание для того, чтобы ловить меня в туалете? – насмешливо спросила Ирина.
Он опустил руки.
– Извини, кажется, я повел себя глупо.
– И нагло, – добавила она, не торопясь уходить, – в любой момент сюда может кто-то зайти.
– Тебя останавливает только это?
– Мы даже незнакомы.
Туманов снова поднял руки и прижал ее к себе. Правая рука больно сжала ее бедро.
– Значит, нужно познакомиться, – предложил он.
– Дурак, – ответила она.
Он страстно поцеловал ее. Рука заскользила вниз, приподнимая платье.
– Нет, – прошептала Ирина, – не здесь. Пожалуйста, не здесь.
Рука сразу опустилась. Он умел контролировать свои эмоции. Это ей тоже понравилось.
– Я сниму номер наверху, – предложил Туманов, – а потом спущусь за тобой.
– Хорошо, – согласилась она и, поправив прическу, пошла к выходу. Уже открыв дверь, обернулась и улыбнулась напоследок.
Через десять секунд Туманов тоже вышел из туалета, столкнувшись с пожилой дамой, которая удивленно взглянула на него и шарахнулась в сторону.
Он прошел к портье и заказал номер в отеле. Потом вернулся в зал, где проходил прием, но Ирины нигде не было видно. Туманов подошел к Гальперину.
– Вы ее не видели? – спросил он.
– Кого? – не понял Лев Борисович.
– Госпожу Хаусман. Она была здесь…
– Она уже уехала, – удивленно ответил Гальперин, – я сам видел, как она подходила к своей машине.
И тогда Роберт Туманов впервые за вечер усмехнулся.
Глава 2
Мать меня не любила. Я всегда это чувствовал. Может, потому, что был третьим ребенком в семье. Вернее, потому, что я был третьим мальчиком в семье. Она, конечно, ждала девочку. После двух мальчиков, моих старших братьев, она так хотела дочку… И говорят, все сердобольные соседки и родственницы уверяли ее, что она родит именно девочку. Какая-то идиотка первой придумала, что если живот острый, то будет мальчик, а если круглый, то обязательно наоборот. Из чего вы уже догадались, что живот у матери был достаточно круглым, чтобы убедить всех в том, что родится девочка. Но родился третий мальчик. Когда ей сообщили эту новость, она заплакала. Не уверен, что от счастья.
Если вспомнить русские сказки, то там всегда первые двое сыновей достаточно умные, а третий – дурак. Вот этим дураком я и был. И отношение к третьему мальчику в семье оказалось соответствующим. Я практически не помню, когда мне покупали новую одежду или новые ботинки, приходилось донашивать вещи старших братьев. Единственная новая вещь, которая была у меня в детстве, – это шерстяной джемпер, подаренный сестрой моего отца именно мне. Но с джемпером связаны особо неприятные воспоминания, о которых я расскажу позднее. В общем, я был своеобразным «гадким утенком» в семье, которого никто особенно не ждал и не жаловал.
Мы жили в Уфе, и отец работал на заводе стекловолокна. Сыновей он назвал Раисом, Равилем и Ринатом. Вы уже догадались, что Ринат – это я. Ринат Мухтарович Давлетшин, вот такое имя я получил при рождении.
Когда я родился, отцу уже подкатывало под сорок. Это был строгий мужчина с прокуренными седыми усами, и мальчики его очень боялись. Когда двое старших однажды напроказничали, исцарапав «Запорожец» нашего соседа, он спокойно снял ремень и по очереди выпорол каждого. Очень спокойно и без ругани, что было еще страшнее. Раис и Равиль все время дрались друг с другом, ругались, но дружили крепко, а такую «мелюзгу», как я, и близко не подпускали к своим играм. И уж тем более никто из них даже не думал играть со мной или просто общаться.
А я донашивал их одежду под насмешки своих школьных товарищей, которые всегда понимали, что эта одежда досталась мне от моих старших братьев. Когда я пошел в первый класс, Раис был уже в шестом, а Равиль – в пятом. Можете себе представить, какая это разница в школе? Никогда не забуду, как Леша Вихров где-то в третьем или четвертом классе пошутил, что у меня брюки в заплатках, оставшихся от моих старших братьев. Все так надо мной смеялись, а я готов был провалиться сквозь землю. Мне было ужасно стыдно. Сам не знаю почему, но стыдно. Хотя, если подумать, нет ничего обидного – носить одежду, оставшуюся от своих старших братьев. Но мне так хотелось в детстве надеть наконец что-нибудь свое, новое, в котором никто в школе не видел моих старших братьев. И тогда появилась тетя Лиза, подарившая мне новый шерстяной джемпер. Хотя я подозреваю, что она покупала его для кого-то из моих старших братьев, но мальчики после шестого класса начинают быстро расти, и джемпер мог подойти только мне.
Ночью я три раза вскакивал с кровати, чтобы посмотреть на свой новый джемпер, висевший в шкафу. Он был двухцветный, сзади желтоватый, а спереди коричневый, и застегивался на светлые пуговицы. Никогда в жизни я больше так не радовался новой одежде. Для меня джемпер был лучше смокинга или фрака от самого известного портного. Утром, дрожа от возбуждения, я надел его и пошел в школу. Мне было только одиннадцать лет.
Вы уже догадываетесь, что именно произошло? Правильно догадываетесь. Тот же Леша стал первым меня высмеивать, спрашивая, когда этот джемпер носили мои старшие братья, под дружный хохот остальных ребят. Никто не поверил, что это новая вещь, которую я первый раз надел сегодня утром. Все закончилось тем, что я полез в драку с Лешей и порвал свой джемпер в двух местах. Мать молча закатила мне пощечину и села его штопать, а я забился в угол и проплакал до вечера. Когда пришел отец, я ждал порки, но он только посмотрел на меня, что-то буркнул и вышел из комнаты. Наверное, понял, как сильно я переживал. С того дня я целых два года ходил в заштопанном джемпере.
Должен признаться, что иметь двух старших братьев, да еще таких откровенных хулиганов, как мои, было достаточно комфортно. В школе их все знали, и у меня практически не было никаких проблем, пока я учился в младших классах. Когда однажды какой-то второгодник собрался меня обидеть, тут же появились оба моих брата и быстро объяснили придурку, как именно ему не стоит поступать. Но так было примерно до седьмого класса, пока мне не исполнилось четырнадцать. Я был щуплым, худощавым подростком маленького роста, который внезапно лишился поддержки своих старших братьев, ушедших в армию, и остался один. Вот тогда меня стали бить. И били достаточно больно. А заодно отнимали двадцать копеек, которые мать давала мне на бутерброды. Так продолжалось довольно долго. Наша школа находилась в рабочем районе, вокруг было много всякой шантрапы, и у меня практически не было шансов сохранять свои деньги в неприкосновенности. Все это мне довольно быстро надоело, и я записался в секцию бокса. Занимался с большим усердием, даже мои тренеры обращали внимание, как работаю на тренировках, вкладывая в свои удары столько злости и ненависти, словно уже заранее предвкушал, как именно буду расправляться со своими обидчиками.
