4
ОСВОБОЖДЕНИЕ ИЗ ПСИХУШКИ
Директор музея, Никита Самсоныч Горячий, народный художник, лауреат всевозможных премий, обладал особым талантом, который к искусству не имел никакого отношения. Он умел оказываться в нужное время в нужном месте. Другими словами, он чувствовал момент раздачи благ. Руководство музеем он получил в такую раздаточную минуту. Как английская королева в своем королевстве, так и Горячий в своем не руководил, а представительствовал. Руководство же людьми перепоручил шустрой бабенке Римме Лобоцкой. Она, хотя и занимала должность зама по науке, ни черта в науке не смыслила, зато хорошо разбиралась в номенклатурных играх. И особенно в вышестоящих чиновниках. Свою вакансию она получила за сексуальное обслуживание директора и представителей министерства. Настоящей же научной деятельностью в музее занимался Федор Емельянович Хижняк, заведующий отделом фондов, редкая умница и энциклопедист. Ему, кроме науки, ничего в жизни не было нужно. Так что Горячий во всех отношениях устроился комфортно.
В своем просторном кабинете, где на стенах висели пейзажи Лагорио, Горячий внимал спонсору и меценату, президенту компании «Игра» Олегу Аскольдовичу Чепурному. Гость расположился в антикварном венецианском кресле восемнадцатого века, хозяин — в готическом кресле с резной высокой спинкой, у массивного стола на львиных лапах. На столе был сервирован чай в роскошных серебряных подстаканниках с царским вензелем Романовых. В фарфоровой вазочке из английского королевского дома лежало ореховое печенье. Круглые лимонные колесики прилегли на тарелочке из мейсенского фарфора. Крутобокие желтые груши покоились в глубокой фруктовнице Кузнецовского фарфорового завода. Словом, принимали дорогого гостя по-богатому, как он того и заслуживал.
Когда Чепурной представил директору своего эксперта Лученко, Никита Самсонович расстроился. Пришлось вспомнить об убийстве. Он так старательно отталкивал от себя это происшествие в музее!.. Что теперь будет, он думать не хотел. Пусть себе эксперт бизнесмена разговаривает с кем хочет, а он, директор, лучше развлечет Олега Аскольдовича рассказами о своем легендарном прошлом. Эту историю он регулярно повторял на всех происходивших в музее либо в Министерстве культуры торжествах. Так приятно, покойно и безопасно было вспоминать о том, как Хрущев открыл ему дорогу в искусство… На какой-то выставке глава государства заметил парнишку в вышиванке, спросил, как звать. Когда оказалось, что парень в вышитой рубашонке тезка, — обрадовался. Поговорил с Никитой и отправил учиться рисунку и живописи. Дальше шла вдохновенная трепотня о его выдающихся успехах на ниве художеств.
На самом деле настоящим художником он так и не стал. Да, не все художники талантливы, но некоторые хотя бы усердны. Никита Самсоныч не обладал ни талантом, ни усердием. Подолгу рисовать гипсы и натуру ему не позволял характер: у него словно шило сидело известно где. Он не мог часами, сутками и годами осваивать профессию. Зачем мучиться, когда есть фотография? С горем пополам окончил вуз и стал добросовестно, по клеточкам, рисовать вождей. Обласканный советским строем и впитавший его идеологию, он умел устраиваться и получил от государства весь набор благ. Зато старость, совпавшая с капитализмом, принесла лишь разочарования. Вместо почтительных учеников его окружали склеротичные старушки смотрительницы. Вместо прекрасных женщин с округлыми формами и белой кожей, способных утешить унылую старость, — плоскогрудая Римка. Она трахалась с ним исключительно из корыстных целей и даже не пыталась это скрывать.
Тут она и заявилась. Горячий внутренне крякнул: «Черта помянешь, он тут как тут!»
— Садись, Римма Карповна… Вот, дорогой гость пожаловал, — ласково сказал он, зная, что визит Чепурного всегда сулит выгоду в виде конверта с зелеными.
Чепурной улыбнулся хитрованской улыбкой. Развернулся в сторону Лобоцкой с вальяжностью эвкалиптового медведя.
— У меня, Никита Самсоныч и уважаемая Римма Карповна, к вам предложение и просьба!
— Ох! Прямо сразу и просьба, и предложение! — закудахтала Лобоцкая. — Сможем ли? После неприятности с охранником этим прямо даже не знаю…
— Ну что ты, Римма, нашего кормильца обижаешь! — переполошился директор.
Он не считал нужным придуриваться в своем кругу. Его директорской зарплаты хватало ровно на неделю жизни. Как только не приходилось выкручиваться! И с ломбардом довелось познакомиться. И даже пойти преподавать в Академию художеств, а это так муторно! Фу! Если бы не Чепурной с его конвертами и настоящими деньгами, что бы он, Горячий, делал?! Не садиться же на шею детям и внукам. Хорошо Лобку на иждивении у мужа-чиновника, может денег не считать!
— Сможете, милая Риммочка Карповна, еще как сможете! — Олег выразительно взглянул на страшненькую замдиректрису, делая вид, будто она волнует его как женщина.
Ее обвисшие щечки налились багровым румянцем. Она поерзала на офисном вращающемся стуле, стараясь подтянуть повыше юбку и продемонстрировать тонкие ноги в колготках телесного цвета.
«О твои коленки, Лобок, пожалуй, порежешься», — подумал бизнесмен, а вслух сказал с широкой улыбкой:
— Мои друзья, производители дорогих коньяков, подыскивают место для презентации своих изделий. Я подумал: дорогие коньяки — это же практически произведения искусства! А?
— Ну конечно! — Горячий чуть не выпрыгнул из кресла. — Олег Аскольдович! Без сомнения! Что ты язык проглотила, Римма? Скажи что-нибудь!
— Я думаю, старые коньяки корреспондируются со старыми картинами, — важно проговорила Лобоцкая.
— Вечно ты умничаешь, — раздраженно заметил Никита Самсоныч, — нет чтобы сказать по-простому, по-человечески… В общем, мы — за! Что от нас требуется?
— Практически ничего. Только одного смотрителя, любую из ваших бабушек, и одного научного сотрудника. Мало ли, вдруг кто-то из гостей искусством заинтересуется.
— Да ради бога! Римма! Назначь кого нужно.
— Вот еще что. Презентация коньяков будет происходить поздно вечером. Так что ваши сотрудники, скорее всего, будут обслуживать мероприятие всю ночь.
— Да ладно, Олег Аскольдович! Уморили вы меня! Я надеюсь, ваши гости не лишат невинности старушку смотрительницу и научную сотрудницу? После коньячка, а? — пошутил Горячий.
— Ха! — Чепурной сделал вид, что шутка его развеселила. И добавил: — Ну, вы понимаете, к коньяку прилагаются сигары… — Он выжидательно посмотрел на музейное начальство. — За нарушение температурно-влажностного режима полагается дополнительная оплата в «условно дохлых енотах».
— Как поет Машка Распутина: «У! Е!» — пробасил директор. — Какой вы остроумец, Олег Аскольдович!
— Я могла бы поработать консультантом на вашей презентации, — предложила свою кандидатуру Лобоцкая.
— Что вы, Римма Карповна! — мгновенно отреагировал Чепурной. Не хватало еще среди деловой элиты Лобка, которая водит экскурсию так, словно готова отдаться прямо в экспозиции! Тоже мне, замша по науке с манерами придорожной шлюхи!.. — Вы с Никитой Самсоновичем приглашаетесь только в качестве почетных гостей. На презентации предполагают быть очень высокие лица. Люди вашего уровня, Римма Карповна! Вам будете кем пообщаться.
