Книга Заповедник, где обитает смерть, страница 26. Автор книги Екатерина Островская

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Заповедник, где обитает смерть»

Cтраница 26

– Разыщите еще Бароло, – попросил Филатов девушку.

Некоторое время они сидели за ее спиной, наблюдая за работой, но потом Вера попросила их отдохнуть, так как ей спокойнее, а значит, продуктивнее работается в одиночестве. Послушались ее без возражений, но, когда выходили из кабинета, девушка, не отрывая взгляда от монитора, спросила:

– А то, что вы посвятили меня в тайну игры, тоже ведь противоречит правилам? Вас могут вывести из состава участников?

Друзья переглянулись. Иван ответил за двоих:

– Ну, вы же никому не расскажете, правда?

– Конечно, – кивнула девушка, не отрывая взгляда от монитора.

Делать было больше нечего, и Волошин поднялся в свою спальню. Лег на кровать и уставился в потолок. Не хотелось думать ни об игре, ни о киллерах, ни о возможных покушениях на него или Ивана; если бы можно было закрыть глаза и забыть все, что происходит вокруг, Алексей так бы и сделал, но надо было чем-то перебить неприятные мысли, и Волошин начал вспоминать Надю. Вот ее наклейка – бабочка, вот написанные ею слова. Казалось, все-таки сохранился запах ее духов, хотя этого не могло быть, просто память вызывает не только счастливые образы, но и все, связанное с ними.

Он вспомнил девушку, и сердце защемило от нежности, но не от той, которую принято считать любовной тоской, а от совсем иной – той, что бывает от сострадания при виде обиженного кем-то чужого ребенка. Молодая биатлонистка и вела себя как ребенок. Через пару дней после отъезда олимпийской надежды Алексей обнаружил, что из кабинета пропала его фотография, стоявшая на столе в латунной рамке. Поначалу не придал этому значения, а потом понял, что девушка прихватила ее с собой. Стало вдруг жалко – не фотографию, конечно, – невыносимо жалко Надю, которая полюбила его, а он вряд ли сможет ответить ей тем же: чувство жалости и даже, может быть, нежности – еще не любовь; он бы рад любить, но как приказать сердцу? Наверняка они останутся хорошими друзьями и даже, может быть, любовниками, но между словами «любовница» и «возлюбленная» – огромная разница. Нет, пусть Надежда добивается больших успехов в спорте: начнутся переезды, перелеты, сборы, соревнования, внимание прессы; тогда у нее не только не останется времени, чтобы думать о каком-то Леше Волошине, но и появятся поклонники, и среди них какой-нибудь окрашенный альпийским солнцем красавец с волевым подбородком и синими глазами. Он будет предан и ласков. И богат, разумеется. Яхта, сафари в африканской саванне, цветы, дорогие подарки…

– Алексей Алексеевич, – донесся откуда-то незнакомый голос.

Волошин открыл глаза: никаких перемен – все тот же потолок.

– Алексей Алексеевич, – шепотом продолжала звать его девушка, – у меня кое-что есть для вас.

Он поднялся, с трудом сбросив с себя дремоту, вышел в коридор. Вера протянула ему листок с распечаткой.

«Бароло» – красное виноградное вино, производимое на северо-востоке Италии в области Пьемонт из местных сортов винограда…

– Что это? – не понял Волошин. – При чем тут Италия? Теперь что, за границу надо ехать? Конечно, я никуда не собираюсь, но все равно…

И тут же напрягся, увидев на мониторе расшифровку адреса игрока, движение средств на его счету и даже перечень приобретенных им подсказок. Алексея даже больше удивила сумма, которая находилась на счету Бароло, – более пяти миллионов долларов.

Спрут оказался жителем Мурманска, Шумахер – из Карелии, а Незабудка – киевлянин.

Но все их достижения не шли ни в какое сравнение с успехами итальянца.

– Что-то еще хотите узнать? – спросила Вера.

– Я подумаю, – ответил Алексей.

Он понял, что девушка выдала неплохие результаты. Не за день даже. Если так пойдет и дальше, можно рассчитывать на удачу. Появится шанс выжить в смертельной игре.

– Хорошо, – похвалил Волошин девушку. – Даже очень хорошо.

Он хотел поделиться полученной информацией с Филатовым, но того не было дома. Проклиная любвеобильность своего приятеля, Алексей отправился на поиски, ни секунды, впрочем, не сомневаясь, где его искать.


В баре Филатов сидел не один. На сей раз на Эмме была длинная шуба из чернобурой лисы. Она сидела, слушала, улыбаясь тому, что говорил Иван, и с той же рассеянной улыбкой посмотрела на вошедшего Волошина. Взгляд этот поразил: ощущение такое, будто улыбка отдельно, глаза отдельно. Улыбались только губы, а взгляд был напряженным.

Филатов угощал Эмму шампанским, а сам пил текилу.

– Добрый день, – поздоровался Алексей. – Вы уж, Эмма, извините, но нам надо спешить.

– Уезжаете? – спросила она.

Волошин кивнул и взял Ивана под локоть:

– Поднимайся.

Удивительно, но Ванька не сопротивлялся, только, уже поднявшись, ухватил ладонь Эммы и, наклонившись, громко чмокнул ее пальцы:

– До встречи.

По дороге домой оба не проронили ни слова, и только уже возле самого крыльца Алексей спросил:

– О чем на этот раз беседовали? Ты ей свою пушку не показывал?

– В каком смысле? – не понял Филатов. – Нет, сказал только, что я – главарь журналистской мафии Петербурга, руководитель крупной информационной банды и вообще – акула пера. Причем самая зубастая.

Волошин хотел объяснить другу, кто тот на самом деле, но промолчал, потому что они вошли в дом.

Вместе составили письма Незабудке и Шумахеру, каждому предложив встретиться через два дня. Первому послание отправили от имени Вампира, а второму – от Минтона. Встречу назначили на десять утра на Приморской трассе за гольф-клубом, возле поворота на Белоостров.

– Только бы они встретились, – повторял Филатов, – только бы никто не опоздал, только бы не заблудились. Пусть перестреляют друг друга.

Потом он поднялся к себе и пропадал с полчаса. Вернулся с красным лицом и спросил:

– Никто не знает, как по-итальянски будет бормотуха? А то в моей программе нет этого слова. Пришлось на английском письмо отправлять.

– Кому? – удивился Алексей.

– Да я того гада Бароло тоже пригласил на развилку от твоего имени. Написал: «Ты, кислая Бормотуха, приезжай ко мне на встречу по такому-то адресу: я тебя в разлив пущу. Поцелуй меня в зад. Минтон».

– Это все?

– Нет, – признался Иван. – Еще Спруту послал: «Ты, восьминогий урод, подкатывай ко мне: я тебя порублю на морскую капусту». Своим именем подписал.

– Не «на капусту», а «в капусту», – без тени улыбки поправил Волошин. – Остроумно. А главное, смело. В лучших традициях современной зубастой российской журналистики: гадость написал, прикрылся псевдонимом, и доволен своей отвагой и гонораром.

– А что? – дернул плечом Иван. – Деньги ведь надо как-то зарабатывать.


Следующий день оказался скучным и неинтересным. Начал таять снег, небо за окнами было серое. Вера работала за компьютером, Алексей сидел рядом и наблюдал. Филатов маялся, бродил по дому, а когда надоедало шастать из угла в угол, ел сочные стейки. И все время вздыхал: Волошин запер входную дверь, а ключи спрятал. Ванька норовил улизнуть к Эмме, готов был даже в окно вылезти, но на первом этаже решетки, а второй слишком высоко над землей.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация