– А в том месте, на котором сидишь, есть правда? – поинтересовался Николай.
– Хо-хо-хо, – громко расхохотался полковник Пятаков.
– Бо-бо-бо-бо, – загрохотало в лесу гулкое эхо.
Глава десятая
Экскурсию по колонии проводил лично начальник. Пятаков водил Николая по этажам и коридорам, иногда останавливался возле железных дверей и говорил:
– Вот в этой камере содержится осужденная Виктория Семушкина. Четырнадцать убийств на ней. Знакомилась с мужиками, приводила к себе домой, занималась с ними, простите за грубое слово, сексом, а потом или во время этого занятия убивала их ножом. Четырнадцать убийств – это только доказано. А баба-то, между нами говоря, тьфу! Смотреть не на что. Длинная, тощая, ноги иксом и вообще на глисту похожая. Хотите посмотреть?
– Нет, – отказывался Торганов.
– Ну, хотя бы в глазок, – настаивал полковник.
– Не хочу: вдруг мне понравится.
Полковник напрягался, потом понимал, что это шутка, и смеялся на весь коридор:
– Хо-хо-хо.
Тюремное эхо не было таким же веселым.
Они шли дальше.
– А вот здесь – осужденная Евгения Коркина. Тоже, между нами говоря, не ахти. Хотя кому-то может и понравиться. Очень опасна. Два года назад еще при другом начальнике колонии чуть было не соблазнила младшего инспектора по режиму Крамаренко.
– А Крамаренко был женат?
– Ее уволили сразу, младший инспектор по режиму Крамаренко бабой была. А вы разве не заметили, что у нас все контролеры – женщины? Рослые, правда, но иначе нельзя. А Крамаренко так вообще под два метра. Кирпич рукой ломала. А в этом деле слаба оказалась.
– Вы так легко об этом мне рассказываете, – удивился Торганов.
– А к чему скрывать, все это – жизнь. А вы к тому же по совместительству еще и писатель: вам надо жизнь изучать во всех ее проявлениях, даже в негативных. К тому же факт попытки соблазнения Крамаренко документально зафиксирован и доложен начальству.
Торганов не говорил полковнику, что он писатель; похоже было, что Пятакова предупредили о возможном визите.
– А за что осудили Коркину?
– Будучи работником районного жилищного агентства, сколотила преступную группу, которую сама же и возглавила. Выявляла одиноких лиц, ведущих антиобщественный образ жизни: алкоголиков, наркоманов и просто пенсионеров. Предлагала обменять их квартиры на меньшие, но с очень хорошей доплатой. Люди выписывали доверенности, а потом пропадали, а квартиры, соответственно, продавались по рыночной стоимости. Двадцать четыре эпизода доказаны. Во как! Еле-еле вычислили ее. Внедрили в район под видом алкаша опытного оперативника. Только после этого смогли задержать преступницу с поличным. Оперативник, правда, погиб при исполнении. Его тело потом в озере нашли.
Они продвигались по бывшему монастырскому коридору, где когда-то были кельи монахинь, запертые теперь стальными дверьми с мощными засовами. Женщины-контролеры при появлении начальства вытягивались; многие из них и в самом деле были ростом с Торганова, а то и повыше. Пятаков смотрел на них с удовольствием.
– А как приемами рукопашного боя владеют! – улыбаясь, сказал полковник. – Вы бы видели.
– Крамаренко это не помогло.
– Да-а, – согласился, – начальник колонии. – Слабы еще наши бабы на это самое…
Он понял, что, вероятно, сказал что-то не то, и попытался замять, но получилось еще хуже:
– Просто зарплаты очень маленькие. Бабе прожить просто невозможно: особенно если ребенок есть, а муж куда-то делся.
– Куда, например? – попытался уточнить Николай.
– Ну, мало ли куда, – смутился полковник Пятаков и показал рукой на серую дверь. – А вот здесь как раз сидит наша самая известная осужденная. Татьяна Рощина. Слышали про такую?
Последние слова он произнес даже с некоторой гордостью.
Торганов почувствовал, как гулко забилось сердце, и попытался ответить спокойно. Получилось очень достоверно.
– Что-то не припомню.
– Ну, как же! – удивился полковник. – Ну, она еще мужа-депутата застрелила вместе с телохранителем!
– Что-то весьма смутное вспоминается, но увы…
Николай развел руки в стороны.
– Хотите посмотреть? Мы сейчас дверь откроем…
– Не надо, – попросил Торганов. – Я верю, что она там.
– Конечно, там, а куда же денется? Отсюда сбежать невозможно. Хотите в глазок посмотреть?
– Неудобно как-то. И потом, она, вероятно, тоже, как те, у которых ноги иксом и на которых клюют ваши контролеры.
– Как раз наоборот. Если не знать, что она убийца, вовек не догадаешься о ее внутренней сущности. На вид ангел небесный. Вы художника Рафаэля знаете?
Торганов пожал плечами:
– С творчеством знаком немного, а так нет.
– Мадонну его помните? Так вот эта мадонна есть вылитая убийца Татьяна Рощина. Глаза те-емные такие – на пол-лица! Носик аккуратный, и говорит тихо так и вежливо.
– Так у вас вежливости кого хочешь обучат. Тот же прапорщик Редько.
– Это точно, – согласился полковник Пятаков, – но мужчины у нас только по внешнему периметру, а внутри колонии одни женщины-контролеры. Но они тоже неплохо следят за порядком и за выполнением заключенными распорядка дня.
Начальник колонии помялся еще немного возле металлической двери, окрашенной серой краской, и вздохнул:
– Ну, если не хотите Рощину смотреть, то тогда я могу вам показать комнату отдыха личного состава и нашу столовую. А вообще у нас каждый, кто приезжает с проверкой или просто в гости, просит, чтобы мы показали убийцу того самого известного депутата. Она уже привыкла, что ее всем демонстрируют.
В кабинете Пятакова Николай достал из своего портфеля русское издание «Тихого ангела» и показал полковнику:
– Не читали еще?
– Да все как-то руки не доходили. Но кино смотрел. Очень понравилось. Жизненно! Особенно про антиобщественных китайцев…
Торганов раскрыл книгу и начал писать дарственную надпись. Начальник колонии смотрел через его плечо.
«Полковнику Пятакову…
– Михал Степанычу, – подсказал начальник колонии.
«Полковнику Пятакову Михаилу Степановичу от автора с пожеланиями успехов и всяческих жизненных благ».
– Как раз этого нам и не хватает, – со вздохом согласился полковник.
Николай достал из портфеля литровую бутылку виски и показал начальнику колонии:
– Примите в подарок?
– Не положено.
– А если мы ее за обедом вместе разопьем?
