– Да угомонись ты!
Бородавкин, распластанный, лежал на полу, не подавая признаков жизни. Тот, кто его избивал, наклонился, посмотрел в избитое Андрюхино лицо и ухмыльнулся:
– Нокаут тебе, мастер спорта.
Следователь тем временем уже дозвонился. Он помахал рукой, призывая коллег к тишине, и доложил:
– И здесь, товарищ полковник, судя по всему, нас опять на ложный след вывели. Этот Бородавкин вчера и сегодня находился в Петербурге. По крайней мере, четверо свидетелей подтверждают. Пьянствовал в гараже, а тем временем его «рафик» угнали прямо от его собственного дома. Да и не похож он на тех, на кого ориентировки составлены. К тому же Бородавкин – законченный алкаш, спившийся дебил, потомственный маргинал. Он явился в невменяемом состоянии в милицию с заявлением об угоне. Его заявление я с собой заберу.
Следователь закончил разговор по телефону. Кивнул коллегам:
– Всех срочно собирают в управлении.
Они спустились на первый этаж, отдали капитану Хохлову ключ от кабинета.
И тот, что избивал Бородавкина, сказал:
– Там этот дебил сейчас отдыхает. Бросьте его до утра в обезьянник. Пусть оклемается. Будет права качать, добавьте еще.
Сержант Никифоров сбегал на третий этаж и, когда вернулся, доложил дежурному:
– Надо мужика того в травму отправлять. Ему, кажись, нос и челюсть сломали. Лицо так распухло, что глаз не видно. Ни за что мужика побили. Откуда хоть эти орлы были?
– Из ФСБ.
Капитан Хохлов потер виски и добавил:
– Самое обидное, что Машка, моя жена бывшая, сказала, что этот Бородавкин – хороший парень, добрый очень и наивный. Обожает свою жену и дочку без памяти любит. Только зашибает иногда от того, что место в жизни найти не может.
– А кто может? – вздохнул сержант Никифоров. – Даже те, кто жизнью доволен, разве они спят спокойно? Кто бы ты ни был – упаси Боже к таким садистам в лапы попасть!
– Ладно, – кивнул Хохлов. – Бери дежурную машину и отвези парня в травмпункт. А потом, если будет время, домой его доставишь.
Глава восьмая
Торганов открыл глаза и не мог понять, где он находится, а когда увидел ситцевую занавеску, удивился ее простой красоте. Одежда его, брошенная вечером на пол, теперь, аккуратно сложенная, лежала на дощатом табурете. Тани рядом не было, но как она поднялась, не разбудив его, Николай понять не мог.
Ее не оказалось ни в доме, ни во дворе. Хозяйка тоже отсутствовала. Торганов умылся у оцинкованного рукомойника, поплескал себе на спину: вода была теплой, видимо, Татьяна перед уходом наполнила рукомойник подогретой водой. Он вернулся в дом и обнаружил на столе записку.
«Мы пошли за грибами. К полудню вернемся. Завтрак в печи».
Он не хотел есть и на месте сидеть тоже не мог, помчался бы в лес, если бы знал точно, где Таня. Возле бани лежали сваленные в кучу дрова. Дров было немного: часа хватило, чтобы расколоть их все на узкие поленья. Было только начало десятого, и он не знал, что делать. Выгнал со двора «Мазду» и отправился в тот самый городок, где уже был накануне. Прошелся по магазинам, покупая все, что казалось необходимым: два мешка картошки, мешок муки, крупы, макароны, колбасы, сыр, масло, чай, сахар, дрожжи, уксус, соль, спички, мыло. На него смотрели с удивлением, а когда Николай взял двадцатилитровую канистру керосина, и вовсе приняли за идиота. Нашел в городке пункт обмена валюты и обменял две с половиной тысячи долларов на рубли. Обменял бы больше, но в обменнике закончились рубли. Паспорт у него требовать не стали, иначе он не стал бы рисковать.
Когда вернулся, то увидел сидящих на крыльце хозяйку и Татьяну: они чистили грибы. Торганов выгрузил покупки и присоединился к ним. День пролетел незаметно, растаял, недолговечный, как все хорошее на свете. Снова они легли вместе, но теперь поговорили немного перед сном. Говорил, правда, в основном он, а Таня слушала молча, но ему казалось, что она улыбается в темноте. И ему тоже было хорошо и приятно, может, оттого, что весь дом пропах белыми грибами, сушившимися в печке. Николай говорил о мелочах, но более всего ему хотелось спросить, знает ли она, кто убил Рощина, а приходилось старательно избегать всякого упоминания о прошлом.
Уехали задолго до рассвета. На темном столе Николай оставил для хозяйки деньги, придавив пачку деревянной плошкой, доверху наполненной солью.
Дорога была пустынна, если не считать редких рефрижераторов, везущих в столицу из Мурманска мороженую треску. Возле постов ГИБДД тоже никого не было, и потому добрались быстро, а когда въезжали на Кольцевую, над Москвой показалось солнце.
Николай хотел сразу отправиться к Шабановым и попросить помощи у Пал Палыча, тем более что в этом случае не пришлось бы рисковать, передвигаясь по столице. Но свалиться как снег на голову, да еще с такой просьбой – вряд ли удобно, к тому же те, кто преследовал Торганова, наверняка могли просчитать подобный ход: куда же мог стремиться организатор побега, как не под крылышко к своему влиятельному будущему тестю. С Алисой отношения теперь оборваны, последний ее звонок ничего не значит. Сейчас она одна дома… А может, и не одна. Вполне вероятно, что рядом лежит известный хоккеист. Подумав об этом, Николай твердо решил не спешить сейчас к Шабановым, а договориться о встрече заранее.
И поехал к отцу.
Дверь открыла Маруся. Она была дома одна: Александр Михайлович уже отправился на работу, а сестры в школу. Жена отца, казалось, нисколько не удивилась, когда увидела на пороге Николая с высокой светловолосой девушкой.
– Мы ненадолго, – сказал Николай. – Я кое-куда смотаюсь, а потом вернусь за Таней.
Маруся накормила их завтраком. Николай не знал, как предупредить ее об осторожности, вернее, об опасности, которая теперь может угрожать и ей. Он позвонил Алисе, чтобы предупредить о приходе. Алиса сообщила, что они срочно монтируют передачу, монтажную им предоставили только на ночь, но сейчас она заканчивает и отправляется домой.
Торганов решил не медлить, собрался уже уходить, но предупредить жену отца было необходимо.
– Маруся, – сказал он, подойдя к двери, – я хочу сказать, чтобы ты никому не открывала двери, а по возможности…
Николай обернулся к вышедшей его проводить Татьяне. А потом шепнул жене отца:
– Мне необходимо спрятать ее. Скоро, надеюсь, вопрос будет решен, но пока…
Маруся спокойно смотрела на него. А Торганов растерялся еще больше.
– Я, к сожалению, не могу объяснить, почему надо соблюдать крайнюю осторожность, потом ты поймешь, что так было нужно.
– Можешь ничего и не говорить, – ответила жена отца и обняла гостью. – Я вас узнала даже в этом прекрасном парике. Не бойтесь ничего.
– А вдруг? – усомнился Николай.
– Мы посидим в соседней квартире. Там живут наши хорошие друзья, сейчас они на отдых отправились и, соответственно, дали отпуск домработнице, а я захожу иногда к ним, чтобы полить цветы. Ключ хранится у меня. И потом, я свяжусь с Александром Михайловичем и скажу, что нужна помощь и защита.
