Волки, встретив столь активное сопротивление, пришли в замешательство. Светлые тени кружили в темноте. Андрей, удерживая пистолет двумя руками, подбил зверя, уже ухватившего за кухлянку мелкого шустрого аборигена. Волк, схлопотавший пулю в ногу, отскочил: местный воитель с воинственным воплем еще и успел достать хищника копьецом в бок. Волчара, взвизгнув, скрылся во тьме. Мариэтта возилась, заряжая револьвер. Генка снес череп матерому гиганту и потом слегка сплоховал. До сих пор он успевал дозаряжать «Фермера» на ходу, но тут патрон упал на снег. Два волка, словно поняв, устремились на парня. Генка сообразил, что не успевает, перехватил ружье как дубинку, другой рукой нашаривал нож…
Андрей, с опозданием крикнув: «Мань, присматривай!» – кинулся вперед. Не успевал. Генка отбил одного хищника ружьем, но второй сбил парня с ног. На рычание, мат и вихри снега словно с неба свалилась небольшая фигурка, махнула топориком. Андрей выстрелил в морду другому волку, Мариэтта, присев рядом, бабахнула и наконец свалила неуязвимую волчицу. Андрей, улучив момент, сдернул с рычащей кучи фигурку в мехах, – человечек заверещал и, не глядя, чуть не срубил начальнику «КП-29» руку своим окровавленным топориком. Андрей выругался, отбросил воителя и два раза выстрелил в висок волку. Из-под вытянувшегося зверя забарахтался, выбираясь, Генка:
– Живучие. Хуже чертей, честное слово.
– Ты отдышись, – посоветовал Андрей. – Перерыв.
Действительно, уцелевшие волки исчезли. Догадавшаяся наконец включить фонарь Мариэтта шарила мощным лучом по заснеженным склонам. Луч выхватывал трупы волков и собак, темные пятна крови и разбросанную поклажу с нарт. Уцелевшие собаки, возбужденно повизгивая, жались к людям. Человечек, которому Андрей чуть не оторвал капюшон кухлянки, что-то залопотал.
– Виноват, не понимаю. – Андрей попытался интеллигентно вытряхнуть из-под подола куртки набившийся снег. – Мань, чего хотят?
– Не разумею. Это ж не инглиш.
– Чего тут понимать. – Генка старательно вычищал затвор «Фермера». – Извиняется. За топорик. Махала сгоряча, не подумавши.
– Махала?!
– Девушки. Обе, – с удовольствием подтвердил потрепанный Иванов.
– Генка, да ты откуда знаешь? – застонала Мариэтта. – Темно же как в…
– А ты посвети.
Луч фонарика скользнул по невысокой фигурке. Рожица, несколько более раскосая, чем у доблестной воительницы ФСПП, смущенно улыбнулась и загородилась от яркого света окровавленной ладошкой.
– Определенно, девчонка, – сказал Андрей. – То-то наш Геночка так на выручку летел.
– Енот-полетун, – мрачно констатировала Капчага и осеклась.
Издали донесся бой барабанов и лай.
– Что, теперь еще и черти? – осведомилась Мариэтта и принялась проверять барабан своего «смит-вессона».
– Не, это подмога, – Генка ухмыльнулся, косясь на щебечущих местных амазонок.
Подмога торопилась изо всех сил, но все равно наверняка бы опоздала: несколько факелов, с десяток бойцов и три десятка настроенных рвать и терзать псов. Собаки с воем и лаем встретились с уцелевшими собратьями из упряжек, люди обнимались, со сдержанным изумлением поглядывая на незнакомцев и яркий фонарик в руках Мариэтты. При ближайшем рассмотрении воины в мехах оказались сплошь молодыми девчонками. Две амазонки, принявшие бой с волками, махали руками, с восторгом показывая на героя Иванова.
– Сергеич, нам бы обсушиться, чаю попить, – намекнул Генка.
– Ладно, пойдем, если приглашают. Ты ж без славы помрешь.
– Не помру, но как-то невежливо будет.
Поднялась страшная суета – аборигенки возились с нартами, стаскивали в кучу волков и погибших собак, собирали поклажу. Даже гильзы были разысканы в снегу. Материальными ценностями племя швыряться явно не собиралось. Генка был в гуще работы.
Андрей с Мариэттой стащили со склона убитого волка. Зверюга был тяжел, как молодой бычок.
– Гражданин начальник, если я хвост этому монстру отрублю, это будет живодерство?
– Это будет трофей. Только учти, хвостище еще обрабатывать придется. – Андрей протянул свой «экспедиционный».
До стойбища оказалось довольно далеко. Люди и собаки впряглись в нарты. Волокли поклажу с криком и смехом. Пухлая амазонка непрерывно колотила в бубен. Андрей помогал двум смешливым девчонкам нести подвешенную на короткую жердь волчицу. Вообще-то было тяжеловато. Мариэтта тоже согрелась – волокла собаку с переломанными передними лапами. Псина оказалась понятливой: не дергалась, лишь благодарно поскуливала.
Четыре яранги, лай возбужденных собак. Тепло. Маленький, но удивительно приятный огонь в примитивном очаге. Суета хозяек, доброжелательность, от которой совершенно невозможно уклониться. Андрею пытались развязать шнурки ботинок, неуверенно брались за мудреную одежду. Сами хозяйки уже были обнажены по пояс, – в теплой части яранги было действительно жарко. Молодые тела, кожа, отливающая бронзой, темные соски, костяные украшения…
– Скромный ты, начальник, – ехидно заметила Мариэтта. – Смотри, обидишь девушек.
– У меня правильное советское воспитание, – с достоинством заметил Андрей, разоблачаясь самостоятельно.
Вообще-то туземцы вели себя тактично. В стойбище обитали девятнадцать человек, из них всего двое мужчин – косолапый старикан и мальчишка лет восьми. Остальное население состояло из девушек 14–18 лет. Были две женщины постарше и совсем маленький карапуз, изумленно взирающий на суету пуговками-глазами.
Наконец все умудрились рассесться, хотя и в тесноте, но с некоторым удобством. Подали деревянные корытца с вареным мясом, жидким благоухающим жиром и иными яствами. Девчонка, сидевшая справа от Андрея, макнула кусочек мяса в жир, отправила в рот, приглашающе подпихнула гостя в локоть. Все улыбались и мило чавкали. Мясо было ничего, особенно если не думать, в каком именно виде оно бегало при жизни. Генка, сидящий напротив, наворачивал вовсю. Вокруг него щебетали черноволосые красавицы.
– Сергеич, Мань, вы кушайте. Народ обижается, может, невкусно? Жир нерпичий, вполне свежий. А вот то, что прэрэм зовется, – колбаска оленья.
– Ген, ты как их понимаешь? – поинтересовалась Мариэтта, обгрызая полоски кожи с подвяленным мясом. – Я ни слова не улавливаю.
– Так они же красноречивые, – удивился Иванов. – Как не понять? Сергеич, ты зелень попробовал?
Андрей утвердительно промычал – квашеная зелень с мясом шла неплохо.
– Генка, а ты не можешь спросить – их не сильно обидит, если я выйду посмотреть на раненую собачку? – неуверенно поинтересовалась Мариэтта. – Ну, на ту, что я тащила? Мне ее абзац как жалко.
Генка после бурного обсуждения с соседками и стариком сказал:
– Они не против. Даже наоборот. Им тоже жалко, но собачка того… Все равно хромая не выживет.
– Живодерские времена, – заворчала Мариэтта, выбираясь к пологу. Андрей и две девчонки, накидывая одежду, полезли следом.
