По карнизу бродили голуби, за дальней зубчатой стеной виднелся шпиль высотки на Котельнической. На месте гостиницы «Россия» так ничего и не отстроили. Не судьба. Теперь у России иные гостиницы будут.
– Раз потеплело и настроение дачное, переходим сразу к делу. Что нам скажет разведка?
Моложавый военный с полковничьими погонами ФСПП папку открывать не стал. Просто похлопал по ней рукой:
– Два маршрута признаны пригодными к переброске. Условно «Аза» и «Бука». Первый оцениваем в восемьсот тысяч – миллион эвакуируемых. Второй – около двух миллионов.
– Первый, этот «Аза», что Азовкой прозвали? – уточнил человек у окна.
– Так точно. Сленг, ничего не поделаешь. Название у нас тактическое, условное, вот и придумывают.
– Пусть придумывают. Давайте как-то поддержим. Натурального пляжного песка туда хотя бы мешок отправьте. Для символики.
– Да там, собственно, не курорт. Климат мягкий, но… В общем, разведчики еще работают. Есть потери.
– Пусть работают. Еще три недели по графику. И начинаем. Личный состав разведгрупп наградить, короткий отдых, и вперед. Первые конвои сформированы?
– Да, но мы сразу же настроим общественность, – сказала миниатюрная женщина в слишком строгом костюме и нервно поправила очечки.
– Еще раз напоминаю. – Человек у окна посмотрел на начальника штаба эвакуации. – Исключительно дети и женщины не старше тридцати лет. Ни одного детского дома или интерната мы здесь не оставляем. Нечего им под ногами мешаться. Что касается женского одиночества и иных крайне трогательных вещей – то будет стимул поддерживать связь и укреплять коммуникации между анклавами. Это, как мы понимаем, одна из самых больших проблем. Полагаю, всем необходимым для ЭКО
[28]
мы отбывающих девочек снабдим.
– Не в этом же дело! – сердито сказала маленькая женщина. – Для большинства девушек отправка в такой форме будет унижением. Вышвыривают, как…
– Никто никого не вышвыривает. Насколько я помню, самый востребованный инструмент завтрашнего дня весит четыре кэгэ. Это со снаряженным магазином. Все, кто в силах его поднять, имеют право остаться дома. Естественно, пройдя курс подготовки, получив звание и вступив в ряды Национальной гвардии. Слушайте, вообще-то я каждый день это перед телекамерами повторяю. Может, хоть здесь обойдемся, а? «Лесбийские гетто, обреченные на вымирание, концлагеря для беспомощных младенцев» – не надоело?
– Так актуальная тема, – заметил полковник. – Самая обсуждаемая в Сети. Разрешите к «Буке» перейти?
– Переходим и не топчемся.
– Строительные работы ведутся. Форт «Владимир» – закончен периметр. «Ярославль» – больше половины строений сдано в эксплуатацию. Ведут дальнюю разведку, вдоль болот развернута сеть стационарных постов. «Суздаль» – по-прежнему перебои с электроэнергией. Но потери личного состава снизились. Вчера, так вообще лишь двое раненых.
– Рановато нам радоваться. Когда повторная высадка на «Якутск»?
– Завтра в 22.30 по федеральному времени.
– Прошу мониторить ситуацию, докладывать каждый час. По обеим «Реалам» какова обстановка?
– На Палангу ушло 150 человек, 120 вернулось через сутки. На Дезертир ушло 110 – вернулось 102. На месте их встречают, с этой точки зрения все отработанно, но люди не выдерживают. И трудности с переброской. Потери – 6–10 процентов групп.
– Еще сутки, и работу по тому направлению приостанавливаем. Против биометрии не попрешь. Что по векторам «Фа»?
– Отстаем от графика на шесть дней. Психологически люди все равно не полностью готовы. Шесть смешенных групп в день – у половины инциденты сразу по прибытии. С транспортными группами ситуация крайне острая. Люди с ног валятся.
– Пусть валятся от усталости, а не от «Психа». Но форсировать эвакуацию нет смысла. Мы здесь держимся и держаться будем. – Человек все-таки не выдержал и посмотрел в угол.
Гость – видели его лишь четверо из присутствующих в кабинете – одобрительно кивал. Сейчас на нем была соломенная шляпа, дико не вяжущаяся с мягкими сапогами и бесконечной колодкой «Звезд» на груди. А запах табака из вроде бы погасшей трубки раздражал хозяина кабинета просто неимоверно. Впрочем, кто здесь вообще хозяин? Этот… многоликий, тоже имеет все основания претендовать. Сейчас вот пытается засунуть беспалую ладонь за пройму жилета, видимо, не сознавая, что на нем уже френч. Господи, неужели нельзя хотя бы пару часов удержаться в одной ипостаси? Сбивает-то как…
Ладно, у каждого свои недостатки. Союзников нужно ценить. Тем более есть за что.
Человек у окна вздохнул, пообещал себе хотя бы на двадцать минут, но зайти в спортзал и продолжил:
– Что у нас с Байконуром? Отстаем?..
Из сводки ФСПП
Отдел собственной безопасности
Опорный пункт «Боспор-29»
12.20
– Со скачковыми барабанами поосторожнее, – сказал Андрей, – сейчас таких уже не достать. Если придется заменять, постарайтесь найти нормального мастера.
– Попробуем, – не слишком уверенно кивнула женщина. Было ей под пятьдесят, лицо мятое, осунувшееся, – видимо, здорово похудела в последнее время. – Склонности к технике минимальные, ничего, другим возьмет.
– Справочников куча, справитесь. – Андрей в последний раз хлопнул ладонью по литой, первобытной заднице проектора.
Пацан серьезно протянул ладошку:
– Счастливо вам.
– И ты не болей, Филимон. Руки береги.
– Зажило как на собаке. Правильно питаюсь.
– Ну-ну, питайся.
Андрей подхватил рюкзак и коробку и вышел в коридор.
Сержант сидел на стремянке и возился с дрелью – прокладывал какой-то новый суперэкранированный кабель. Сочли, что без оперативной электронной связи «Боспору» никак.
– Удлинители в мастерской, – сказал Андрей.
– Я уже нашел. Спасибо.
Андрей распахнул дверь на лестницу. Вслед смотрели трое – разные и все-таки одинаковые в форменных комбинезонах. На мастере новая форма уже порядком испачкалась, у мальчишки пузырями отвисали штанины на коленях. Надо думать, новая хозяйка ушьет костюмчик раньше, чем с киноаппаратной разберется.
На лестнице витал сигарный дым. Комиссар и господин Горгон смотрели в окно – там, между тыльной стороной кинотеатра и школьным двором, прогуливались мамаши с колясками. Пригревало летнее солнце, стая голубей курлыкала возле луж.
– Ладно, Старый, ты не переживай. Как ни вертись, все будет, как будет, – расплывчато заверил Горгон.
– Жизнь. Как ни прискорбно, это жизнь, – комиссар пыхнул сигарой.
