Погода поменялась. Исчезло сводящее с ума сияние. Небо висело среди каменных теснин – серое и привычное. Того и гляди, обещал пойти снег. Но на душе вора стало чуть спокойнее. Прорываться сквозь заносы проще, когда не боишься смотреть по сторонам. Тем более хмарь принесла легкое потепление.
Еще два дня. По-прежнему впереди изгибы узкой бесконечной дороги, безжизненность серых скал и белого снега. Возможно, заносов стало меньше, а может быть, путники научились пробиваться сквозь них без особых раздумий. Как научились и строить хижины из снега. Бат придумал простенькие колышки для крыши, и теперь все строительство «дома» и заграждения для лошадей занимало совсем немного времени. Фуа ворчал, когда снег оказывался недостаточно плотным, но друзья научились справляться и с этой сложностью. Единственным недостатком нового образа путешествия оказался неистребимый вкус бараньего жира во всех блюдах, включая сладкий отвар из сушеных фруктов. Один из двух котлов оказался прочно занят под «домашний очаг». Впрочем, на вкус никто не жаловался – в уюте и относительном тепле аппетит путников заметно возрос. Следовало экономить провизию.
– Кто-то не дошел, – сказал Квазимодо.
У скалы сидела присыпанная снегом фигура. На колпаке снегу собралось побольше, и он походил на головной убор рыночных деревянных марионеток. Квазимодо любил поглазеть на кукольные представления в детстве. Ну, в том детстве, когда, глядя налево, не требовалось поворачивать голову целиком.
Теа рукавицей стряхнула снег с лица мертвеца. Белая кожа, полоска серых зубов за серыми губами, глаза закрыты. По шею замотан в какие-то тряпки, руки засунуты под подбитую овчиной куртку. Рядом под снегом обнаружился хороший арбалет, пояс покойника оттягивал короткий меч.
– Бросили его, что ли? – вслух рассуждал фуа. – Здоровенный малый.
– Вряд ли его бросили с таким арбалетом, – возразил Бат. – В Глоре такое оружие не меньше десяти полновесных монет стоит. Из последних новинок – вон какой рычаг взвода.
Квазимодо хмыкнул:
– Арбалет что – ему и на пиво кое-что оставили. – Вор черенком лопаты стукнул по тяжелому кошелю на поясе покойника.
– Вон еще мертвяки, – сказала зоркая Теа.
Подальше у скалы виднелись занесенные снегом холмики.
Мертвецов оказалось семеро. Все здоровые, крепкие мужчины, неплохо вооруженные и тепло одетые. По виду – стражники и купеческие приказчики. Ран и повреждений Квазимодо не нашел, хотя особо тщательно и не искал. По всему похоже – просто замерзли на ночлеге. Кострище, небольшая вязанка дров. Зато провизии прорва – у каждого мешок, набитый снедью, да еще валяются три мерзлые лошадиные ляжки.
Теа осмотрела конину и уверенно заявила, что лошади пали от истощения, а люди продолжили путь пешком, волоча на себе конину.
Вор пожал плечами:
– И куда они шли? У них же дров почти нет. И чего это они поумирали так дружно? Враз замерзли?
– Может быть, больны были? – высказал версию Бат.
– Да они толще тебя, – сказал Ныр. – Экие здоровяки. Ну, были здоровяками.
– Да, – согласился Квазимодо. – Жаль таких красавцев, но ничего не поделаешь. Серебро им явно не пригодится в ближайшее время.
– Вдруг они лежат здесь уже сто лет? Замерзли и лежат год за годом, – пробормотал склонный к романтическим бредням фуа, почтительно освобождая мертвеца от тяжелого кошеля.
– Вряд ли, – пробурчал Квазимодо, с трудом перепиливая мерзлый ремешок ножен на поясе у соседнего покойника. – Лежат на самой дороге. Странно, что их не нашел караван, который перед нами проходил. Или это разбойники, которые охотились за караваном, но попали в непогоду и замерзли?
Теа фыркнула:
– Не выдумывайте. Это были бы очень состоятельные и глупые разбойники. Здесь даже горные бараны не водятся. Эти парни загнали лошадей и пытались выйти из гор пешком. Ослы тупые.
– Что ты ругаешься? – укоризненно сказал фуа. – Они же уже поумирали.
– Потому и поумирали, что тупые, – рыкнула лиска. – Сначала лошадей уморили, потом и сами подохли. Разве несправедливо?
– А где лошадки? – спросил вор. – Даже если они их ели, шкуры и копыта должны остаться.
– Не знаю, – коротко буркнула лиска, взваливая на повозку мешки с мерзлой провизией. – Будем здесь торчать – кончим как они.
Обсуждая жутковатую находку, путешественники двинулись дальше. С неба срывались редкие снежинки. В сузившееся ущелья ветер почти не задувал. Снегу на дороге лежало по щиколотку, и идти было легко. Теа с жалостью посматривала на едва передвигающую копыта гнедую.
Перед самыми сумерками отряд вышел к огромному завалу. Всю узость ущелья перегораживала сорвавшаяся с невидимой высоты груда снега высотой с трехэтажный дом.
– Да здесь работы до лета хватит, – сказал пораженный Бат.
– Летом оно само растает, – утешил Квазимодо.
– Ну вот, шли, шли, а теперь обратно? – заныл фуа. – Где справедливость?
Теа слегка стукнула его по макушке рукавицей и самым мрачным тоном сказала:
– Не жалуйся. Бывает еще хуже. К примеру, как вот там…
Путешественники увидели тесно забившийся под защиту скал лагерь. С первого взгляда было понятно, что живых там нет. Две палатки, ткань провисла под тяжестью слоя снега. Несколько повозок, среди них большой фургон с тентом. И многочисленные холмики под снегом.
Квазимодо сплюнул:
– Похоже, здесь дорога заканчивается.
– Что будем делать? – спросил фуа, поглубже натягивая свой любимый колпак.
– Как обычно – разбиваем лагерь в сторонке от этого кладбища, ужинаем, ложимся спать. В промежутках между этими обязательными делами хорошенько пораскинем мозгами…
Снежные кирпичи пришлось лепить. Столь любимого Ныром плотного снега здесь оказалось слишком мало. Мужчины трудились не покладая рук. Теа, опустив голову, пошла к лошадям. Вор посмотрел ей вслед и продолжил сгребать легкий, плохо липнущий снег. Жалобно и коротко всхрапнула лошадь. Бат и фуа оглянулись.
– Работайте, работайте, – пробормотал Квазимодо. – Сегодня жратвы будет с избытком.
Поджаренная конина со специями оказалась недурна, но говорить что-либо при траурно молчащей Теа не хотелось.
Наконец вор не выдержал:
– Детка, ну что поделаешь? Она была хорошей лошадкой. Мы ее съедим с благодарностью. Жизнь всегда кончается. Нам и самим нужно крепко подумать, чтобы выбраться отсюда.
– Мы ее привели сюда. И не уберегли, – мрачно сказала лиска. – У нас есть вот эта снеговая нора. А у лошадей нет. Они умирают, потому что доверчиво идут с нами.
Что утешительного на это сказать, вор не знал.
– Люди здесь тоже умирают, вы видели, госпожа Теа, – сказал Бат, откладывая ломоть мяса.
