Нэнси крепко сжала кулаки в карманах пальто.
— Господи, прошу тебя! Пусть Джек окажется не прав, — сказала она вслух. — Пусть Рамон полюбит меня хотя бы ненадолго. — Над головой, громко хлопая крыльями, к морю пролетели буревестники.
— Нэнси!
Она ничего не слышала. Несколько часов назад Коллинз отвез в Хайяннис письмо к Верити. Она не раскаивалась в том, что отправила его. Что бы там ни было, она написала правду. Она полюбила другого мужчину и покидает виллу и Кейп. Ничто не помешает этому.
— Нэнси!
Быстро обернувшись, она споткнулась. По дюнам с высокого берега поспешно спускалась, перепрыгивая с бугра на бугор, еле различимая фигура. Вглядываясь в нее, она не верила своим глазам. Джек все-таки приехал, несмотря ни на что. Она оказалась для него важнее конференции.
— Нэнси!
Сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди. Она засмеялась и заплакала, бросившись навстречу, не разбирая дороги. Это был не Джек. Это был Рамон!
Он подбежал к ней, подхватил на руки и закружил ее в воздухе.
— Люблю тебя! — задыхаясь, прошептала она, и ветер унес еле слышные слова. Рамон крепко обнял ее и поцеловал.
— Слишком долго ждать целую неделю, — сказал он наконец, улыбаясь, и, подняв Нэнси на руки, понес к дому.
— Я решила, что это Джек. — Она обнимала его за шею, прижавшись щекой к темной шевелюре.
Он резко остановился.
— Если ты так же встречаешь его, я брошу тебя в море.
Нэнси завизжала, протестуя, когда он угрожающе направился к кромке воды:
— О нет! Пожалуйста, не надо! Никого в жизни я так не встречала!..
— Учти, я очень ревнив. — Он смеялся, но его глаза сохраняли серьезное выражение.
— Знаю, — прошептала она, изо всех сил обнимая его за шею. — И рада этому.
— Дай мне твои губы, — сказал он хрипло. — Я хочу тебя прямо здесь, но на берегу чертовски холодно.
— А как насчет того, чтобы у камина?
— Камин — это восхитительно, — согласился он, продолжая нести ее на руках и решительно направляясь к дому.
Они не стали терять времени. Быстро раздевшись, он яростно овладел ею, а она едва не потеряла сознание от охватившей ее страсти. Когда его блаженство внезапно и бурно достигло наивысшего предела, она громко застонала, не заботясь о том, что Мария и Моррис находились в соседних комнатах, миссис Эм-броузил — на кухне и с минуты на минуту в дом мог войти Джек. Весь мир завертелся у нее перед глазами и канул в вечность.
Потом он лежал, опершись на локоть, и нежно водил пальцем по контурам ее прекрасного лица.
— Я думал, что там, в Нью-Йорке, мне все это только приснилось, — сказал он, и его губы тронула легкая улыбка. — Я даже не смел думать, что это может снова повториться.
— Но все сбылось.
— Да. — Он поцеловал ее с безграничной нежностью. — Знаю.
Она надела свитер и потянулась за брюками.
— Хочешь чаю?
Он усмехнулся:
— Теперь я вижу, что ты действительно наполовину англичанка. Да, я выпил бы чашечку.
Он был уже полностью одет, когда миссис Эмброузил вошла в комнату с чайным столиком на колесиках.
— Благодарю, — сказала Нэнси.
Глаза экономки удивленно расширились, когда она увидела босые ноги хозяйки и выражение ее лица.
Миссис Эмброузил поспешно удалилась. В отличие от Марии она была предана сенатору в не меньшей степени, чем его жене. Принимать мужчину в четыре часа дня! Она не могла смотреть сквозь пальцы на такие вещи. Миссис Эмброузил не понимала, как можно так вести себя. Она, конечно, сразу же узнала это смуглое, как у пирата, лицо. Рамон Санфорд, «Пантера-плейбой», мужчина, за которого ее любимая кинозвезда едва не вышла замуж в прошлом году. Она не предполагала, что миссис Камерон может водить дружбу с мужчинами такого сорта. Если слово «дружба» в данном случае вообще уместно.
— Поедем со мной сегодня же, — прошептал Рамон.
— Нет. Завтра я должна повидаться с отцом и обо всем рассказать ему.
Рамон оцепенел. Он не предполагал, что она будет говорить с отцом перед отъездом.
— Твой отец сделает все возможное, чтобы ты изменила свое решение, — сказал он.
— Знаю, но у него ничего не выйдет.
— Ты еще не знаешь, что он может сказать.
— Меня это не волнует. Что бы он ни говорил, я поступлю по-своему.
Нэнси подошла к нему. Без туфель она была ему по грудь. Рамон обнял ее, но его лицо было мрачным.
— Давай уедем сейчас же, Нэнси. Напиши отцу или позвони. Не надо встречаться с ним.
— Я должна. Я не смогу жить спокойно, если не сделаю этого. — Она прижалась к нему. — Я знаю, он рассвирепеет как бык, и потому не рассчитываю на его сочувствие. Он наверняка напомнит мне о старой вражде с твоим отцом. Но это ничего не изменит. Их отношения не должны нас касаться.
— Не стоит подвергать испытанию свою волю, — упорно настаивал Рамон.
Она засмеялась и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его.
— Все мой корабли уже сожжены. Я обо всем написала Верити и рассказала Джеку. Что бы ни говорил и ни делал отец, ничего изменить нельзя.
Она закрыла глаза и снова поцеловала Рамона, не видя взволнованного выражения его лица.
Встреча Нэнси с отцом явно была рискованным делом. Однако, зная отношения между Чипсом и его дочерью, он понимал, что, если они не поговорят, Нэнси потом будет мучиться всю жизнь. С другой стороны, если они встретятся…
Он чувствовал биение ее сердца на своей груди.
— Я люблю тебя, — сказал он страстно. — Никогда не забывай об этом.
— Не забуду. — Нэнси любила его всей душой.
Чай так и остался нетронутым. Рамон нежно целовал ее. Когда же они снова предались любви, казалось, их движения напоминают замедленную киносъемку. Они дорожили каждым мгновением, смакуя и растягивая во времени свою близость, как будто хотели запомнить ее навсегда. «Наверное, так бывает, когда хотят зачать ребенка», — подумал он, но затем вспомнил, что у нее больше не может быть детей. Не важно. Она нужна ему. Только с ней он узнал, что такое подлинная любовь. Понял, как прекрасно не только получать желаемое от женщины, но и отдавать ей всего себя. Испытал истинную страсть. Рамон вспомнил о маленьком толстом человечке в бостонском Сити-Холле, о его крикливости и равнодушии, о его способности любить и ненавидеть и испытал ранее незнакомое ему чувство — страх.
Когда он снова посмотрел на Нэнси, его лицо выражало твердость и непреклонность. Огонь камина освещал ее темные локоны. Ресницы, как два мягких черных крыла, оттеняли гладкую белизну ее щек. Он вспомнил, что говорил ей в Нью-Йорке. Если потребуется, он увезет ее насильно. Даже против ее желания. Ничто не разлучит их и уж, конечно, не коротконогий заносчивый мэр Бостона.
