— Меня не так-то легко поймать на эту удочку, миссис Камерон.
— Да, конечно, нелегко. Хотя вы не так умны, как думаете. Я, может быть, и не люблю Джека, но он мне небезразличен. Мне хотелось бы видеть, что любят его самого, а не его положение в обществе.
— Полагаю, дальнейший разговор ни к чему не приведет, — сказала Сайри и скорее выскочила, чем вышла, из комнаты. Дверь за ней громко захлопнулась.
— Какого черта?.. — сказал Джек, выходя из ванной с полотенцем на талии.
— Это Сайри, — спокойно пояснила Нэнси. — Она мудро прервала нашу довольно-таки бесполезную беседу.
Мысль о разговоре между Сайри и Нэнси огорчила Джека.
— Я не ждал тебя в ближайшие четверть часа.
— Нетрудно догадаться. — Голос ее был настолько приятным и мягким, что Джек не был уверен, скрывалась ли в ее словах колкость или нет. С одним полотенцем на бедрах он чувствовал себя неловко.
— Налей себе чего-нибудь выпить, — сказал он, пытаясь овладеть ситуацией.
— А где Шелби? Ты потерял его между Нью-Йорком и Фанчэлом?
— Он на борту «Аквитании». Я не хотел, чтобы он знал о случившемся. Служащим нельзя доверять.
— Марии можно.
— Ты наивна, Нэнси, и всегда была такой.
— Ошибаешься. — Нэнси налила себе апельсинового сока. Когда надо было извлечь из цветов драгоценные камни, она доверяла Марии больше, чем могла бы доверить Джеку. К его пальцам наверняка прилипла бы золотая пыльца.
Когда Джек вновь появился, возясь с узлом своего галстука, она подошла и помогла ему. Он снова был жизнерадостным и самоуверенным, полным мальчишеского очарования.
— Я рад, что ты изменила свое решение, Нэнси. Наконец-то мы опять вместе отправимся в путешествие. Когда это было в последний раз?
— Это было свадебное путешествие, — сказала Нэнси с легкой усмешкой. — Но я не меняла своего решения.
— Уверен, что изменила. — Он заговорил вкрадчивым голосом: — Подумай о своем имени, о будущем, о здоровье отца, о Верити.
— Ты ничего не забыл? — сказала Нэнси, и ее веселость пропала, сменившись глубокой депрессией. — Почему бы тебе не выслушать меня, Джек, и не поверить в то, что я скажу?
— Потому что это безумие. Ты Нэнси Ли Камерон, а до этого была Нэнси Ли О'Шогнесси. Ты вышла из строгой религиозной бостонской семьи.
— Мои предки были просто обеспеченными ирландцами, — сказала Нэнси, и к ней снова вернулось веселое настроение. Джек всегда забывал то, чего не желал помнить.
— В Новой Англии не воспитывают нимфоманок, — решительно заявил Джек.
Губы Нэнси дернулись, и она удивленно подняла брови:
— Следует понимать, что теперь я попала в эту категорию?
— Нет, конечно, нет. Хотя, если послушать, что некоторые говорят о тебе…
— И что же они говорят?
Джек налил в стакан содовой, смешав ее с довольно большой порцией виски.
— Что вокруг тебя ошивается не только Санфорд, но и Мелдон, и Васильев.
— Почему ты прибегаешь к таким грубым выражениям, Джек? «Ошиваются» — ужасное слово. Почему не сказать проще — «спят с тобой»?
— Черт побери, Нэнси! — воскликнул Джек с нарастающим раздражением. — Перестань придираться к словам. В конце концов это одно и то же.
— Вовсе нет. Между ними большая разница.
— Если и есть, я не вижу ее.
— Знаю. — Голос Нэнси был печальным.
— Ну, по крайней мере скажи, что сделала это со зла или все отрицай.
— Нет, не могу, потому что это правда. Во всяком случае, с Ники.
Джек недоверчиво уставился на нее:
— Ты пробыла здесь, черт побери, всего неделю!
— Я была так одинока.
— Одинока? Да здесь сотни людей! Как, скажи на милость, можно быть одинокой в этой толпе?
— Очень просто.
Джек покачал головой:
— Я не понимаю тебя, Нэнси. Мне даже кажется, что я совсем не знаю тебя.
— Ты никогда не знал меня, Джек. У тебя не было ни времени, ни желания узнать меня. — В голосе Нэнси звучала обида и беспомощность. — Мы начинаем ходить по кругу. Вчера у нас уже был об этом разговор.
— И мы продолжим его сегодня вечером. Я хочу, чтобы ты отплыла со мной на «Аквитании». Я… — Джек подыскивал нужные слова. Он был профессиональным составителем речей в Вашингтоне и мог сейчас применить свое умение. —…я беспокоюсь о тебе.
Нэнси слегка улыбнулась:
— Ради Бога, Джек! Когда ты беспокоился о ком-либо? Разве тебя могут интересовать чьи-то болезни, горе, радости? Ты беспокоишься только о себе и о своем будущем.
— Это неправда.
— Правда. Но это твое будущее может никогда не осуществиться, Джек. Есть тысячи препятствий даже для самых перспективных кандидатов в президенты, и все решают выборы. Мне хотелось бы, чтобы ты не очень рассчитывал на победу. В тебе нет ни скромности, ни сомнений.
— Ни слабости, — добавил Джек.
Нэнси хотела было сказать, что у него очень много слабых сторон, но вовремя остановилась.
— Я не хотела бы видеть тебя в шестьдесят лет неудачником с несбывшимися честолюбивыми стремлениями, опустошенным и даже без семьи, которая могла бы поддержать тебя в старости.
Выговорившись, Нэнси почувствовала несуразность своих пожеланий. Если верить доктору Лорримеру, ей осталось жить около полугода и она никогда не доживет до того времени, когда Джеку будет шестьдесят.
— Единственным препятствием между мной и целью моей жизни являешься ты. — В его голосе больше не было вкрадчивости. Он был на грани гнева, но сумел взять себя в руки. — Что может Санфорд дать тебе такого, чего не могу я?
— Любовь.
— Если верить Рии Долтрис, он уже отдал ее половине женщин Европы! — Человеческому терпению есть предел, и Джек достиг его. То, что Нэнси оставалась совершенно спокойной, только еще больше злило его. Он три раза глубоко вздохнул и снова заговорил: — Тебе же совершенно не нравилось, когда я занимался с тобой любовью!
— В этом участвовало только твое тело.
— А ты чего хотела? — крикнул он раздраженно.
— Чтобы ты любил меня сердцем и душой.
В ее голосе не было ни злости, ни раздражения, только глубокая грусть, которую Джек почувствовал еще раньше.
— Чем же, черт побери, по-твоему, я занимался с тобой?
Нэнси не хотела ему отвечать. Когда-то давным-давно она уже говорила с ним на эту тему.
— Мастурбацией, Джек, — ответила она тихо. — Лаская меня, на самом деле ты никого не ласкаешь. Ты понятия не имеешь, как это делается.
