— Но, мадам! — Ее служанка пришла в ужас, узнав о намерении хозяйки все-таки пойти на обед.
Обильно расшитое блестками платье было с достаточно большим вырезом, открывавшим пышную грудь, на которой, как на полке, лежало бриллиантовое колье. Ничем не стянутая грудь миссис Пеквин-Пик расползлась во все стороны, а стянутые корсетом массивные бока только подчеркивали расплывшуюся верхнюю часть ее туловища.
— Мадам, вы не можете идти в таком виде…
— Могу, — твердо заявила Минни, прикалывая эгрет с огромным бриллиантом к своим волосам и накидывая на шею боа из перьев.
— Мадам, пожалуйста…
Минни качнула пышным торсом и встала. Казалось, верхняя часть ее тела живет своей собственной жизнью.
— О мадам! — причитала служанка, но хозяйка не обращала на нее никакого внимания. С высоко поднятой головой, с перекатывающейся волнами грудью, она величественно, как римская императрица, двинулась через роскошные гостиные к личным апартаментам мистера Рамона Санфорда, где давался обед.
Лакей при виде ее закрыл глаза, затем снова открыл и объявил почти шепотом:
— Миссис Минни Пеквин-Пик.
Минни снисходительно улыбнулась ему, едва не задев правой грудью, которая колыхалась в собственном ритме, и вошла в белую с золотом столовую, где ее приветствовали Нэнси и Рамон.
Чарльз Монткалм побледнел и попросил бренди вместо предложенного аперитива. Джорджиана заморгала глазами и с огромным усилием подняла глаза навстречу мягкому и беспечному взгляду Минни.
Князь Феликс пробормотал что-то нечленораздельное, Венеция ошеломленно замолчала.
Казалось, только Нэнси не потеряла самообладания. Подали напитки. Миссис Пеквин-Пик была представлена присутствующим, и постепенно завязался разговор. Рамон прошептал в сторону, что по сравнению с их новой гостьей Лавинию Мид можно считать плоскогрудой, за что получил от Нэнси тычок в ребра.
Лакеи в белых перчатках отодвинули стулья, усаживая гостей, и даже благовоспитанная Нэнси не могла отвести взгляд, когда грудь миссис Пеквин-Пик опустилась на белоснежную скатерть.
— Надеюсь, вам нравится в отеле, — наконец произнесла Нэнси сдавленным голосом.
— Да, вполне, — сказала Минни, и при этом ее своенравная грудь опрокинула солонку в стиле Георга III.
Официант обеспокоенно поставил солонку на место. Казалось, невозможно предсказать, в каком направлении двинется в следующее мгновение верхняя часть туловища миссис Пеквин-Пик.
— Несмотря на утрату…
— Какую утрату? — Рамон нахмурил лоб. У Вильерса среди подробностей биографии миссис Пеквин-Пик не было упоминания о недавней тяжелой утрате. Мистер Пеквин-Пик покинул этот мир еще десять лет назад.
— Моих бюстгальтеров, — продолжала Минни.
Чарльз Монткалм пролил суп на свои брюки, а Венеция Бессбрук поперхнулась гренками.
Ни один гипнотизер не смог бы привести аудиторию в такое оцепенение.
Минни поднесла ложку супа ко рту, сделала глоток и кротко улыбнулась:
— У графини пропали искусственные челюсти. У виконтессы волосы приобрели зеленый цвет. У меня же куда-то подевались все бюстгальтеры.
— Ничего не понимаю, — еле слышно произнесла Нэнси.
Минни продолжала есть суп. Только она одна и могла делать это. Ложка князя Заронского застыла на полпути. Даже Рамон сидел не шевелясь.
— Некая молодая леди так сильно влюбилась, что решила довольно остроумно избавиться от своих соперниц.
Но со мной у нее ничего не получилось.
Рамон тщетно пытался представить себе мужчину, способного полюбить пожилую чешскую графиню, хладнокровную виконтессу и внушающую страх миссис Пеквин-Пик, но так и не смог сделать это.
— Но кто?.. — начала было Нэнси.
Минни благосклонно улыбнулась.
— Полагаю, вы не хотите, чтобы я вышла из себя, — сказала она. — Я сама поговорю с этой юной леди и уверена, что у вас больше не будет неприятностей. Кроме того, я могу с уверенностью сказать, что к полуночи все мое нижнее белье будет возвращено. — И она неосознанным движением приподняла обеими руками свою грудь с блюда, которое официант перед ней поставил.
Глава 18
— Чем ты так расстроена? — спросил Рамон на следующее утро, когда они с Нэнси завтракали на террасе.
Она улыбнулась и, взяв его руку, прижала к своей щеке. Он сел рядом с ней и налил себе черного кофе без сахара.
— Мария от меня уходит.
Рамон вопросительно приподнял брови. На нем был только темно-синий халат. Волосы блестели от соленой воды после утреннего купания в море.
— Она собирается выйти замуж. За Луиса Чавеза.
Кофе выплеснулся на блюдце в руках Рамона.
— Боже милостивый!
— Разве это плохо?
— Это просто удивительно, — сухо сказал Рамон, в то время как перед ним поставили чистую чашку и блюдце. — Я всегда считал Луиса домашним животным.
— Значит, по-твоему, я должна попытаться отговорить ее?
— Думаешь, ты сможешь сделать это?
— Вряд ли. Мария никогда не принимает необдуманных решений, и если она говорит, что хочет выйти за Луиса, значит, так оно и есть.
— Тогда отпусти ее. Луису пора жениться. За последние несколько лет он уже дошел до крайности.
Озадаченное выражение лица Нэнси вызвало у Рамона улыбку.
— Никакого преступления, любовь моя. Пожалуй, больше постыдного.
— Но тогда я обязательно должна сказать об этом Марии… Рамон улыбнулся еще шире:
— У твоей скромной маленькой служанки в рукаве больше карт, чем у самого ловкого шулера. Она знает все о слабостях своего милого Луиса. Более того, она борется с ними весьма оригинальным способом.
— Я никак не пойму, о чем ты говоришь.
— Не важно. Кажется, эта пышная миссис Пеквин-Пик уже прогуливается по саду с лондонской литературной знаменитостью?
Нэнси поставила чашку с кофе и посмотрела туда, куда указывал Рамон.
Люк держался весьма неуклюже, засунув руки в карманы. Без своей широкополой черной шляпы и плаща он выглядел как обычный молодой человек, вышедший на прогулку перед завтраком.
— Кажется, теперь он выглядит не столь экстравагантно.
— Особенно после того, как ему предъявили счет. Полагаю, что неподражаемая Минни — последний шанс мистера Голдинга.
Нэнси взглянула на гавань вдалеке. Она была пуста.
— А где же «Кезия»? — удивленно спросила она.
— Сейчас, наверное, приближается к Опорто, где возьмет на борт моего адвоката и доктора Оливейру, а затем доставит их сюда, в Фанчэл.
