Прежде чем он успел ответить, Серена поспешно покинула приют, так как опасалась, что даже секундное промедление даст Дэниелсу возможность решительно отказать ей вновь.
– Мой Бог! Что ты собираешься сделать? – изумленно воскликнула Габриэль, когда они с Сереной устроились в баре «Континенталя».
– Я собираюсь работать добровольцем в детском приюте «Кейтонг» и, если удастся, увезти в Англию одного из его воспитанников.
– Ты имеешь в виду – усыновить малыша? Серена усмехнулась:
– Полагаю, мне позволят взять ребенка только на этих условиях.
– Это замечательная мысль, дорогая, – сказала Габриэль, удостоверившись в том, что Серена говорит серьезно.
Цветущее лицо Габриэль внезапно помрачнело. С каждым днем она все сильнее тосковала по крошке Гэвину и уже начинала задумываться, не стоит ли забрать его в Сайгон. Ее останавливали только звуки далеких ночных перестрелок и ракетных ударов. Если вьетконговцы нападут на Сайгон и малыш пострадает, она никогда себе этого не простит.
– Как прошла твоя встреча с вьетнамским журналистом? – спросила Серена, понимая, что хмурое выражение лица Габриэль объясняется тоской по сыну.
Габриэль пригубила коктейль и с огромным трудом отвлеклась от мыслей о малыше.
– Я думаю, этот человек сможет оказать мне неоценимую помощь, – сказала она, понизив голос, чтобы никто не мог подслушать. – Он признал, что встречался с Динем, когда тот в последний раз приезжал в Сайгон, и упомянул, что ходили слухи, будто бы, когда Динь покидал город, вместе с ним уехал круглоглазый.
– Известно ли ему, куда они отправились? Смог ли он объяснить, почему тебе не велели больше ждать вестей от Гэвина и Диня?
Габриэль покачала головой, и ее рыжие волосы блеснули в неярком свете.
– Нет. Он не знает, кто передал то распоряжение. Но обещал сделать для поисков Гэвина все, что в его силах. А это уже немало, как ты считаешь?
– Еще бы, – согласилась Серена. Печаль Габриэль окончательно рассеялась.
– Ты так и не рассказала мне о враче, который рассердил Тебя, – напомнила она, лукаво улыбнувшись. – Он красивый мужчина? Не потому ли ты согласилась стать Золушкой и мести полы?
– Ничуть не бывало! – отрезала Серена, стараясь не вспоминать о мускулистой фигуре доктора Дэниелса, его темных глазах и буйной гриве черных волос. – Это самый тупой, самоуверенный и неприятный мужлан, какого я только встречала в жизни.
– Ага! Судя по пылкости твоих слов, он настоящий красавчик, – тут же с иронией отозвалась Габриэль. – О тех мужчинах, с кем мне предстоит иметь дело, такого никак не скажешь. Вьетнамец-журналист рябой от оспы, а Поль Дюлле, руководитель пресс-бюро Гэвина, хотя и приятен на вид, отнюдь не принадлежит к числу мужчин, от которых можно потерять голову.
При мысли о мужчинах, способных сводить женщин с ума, Серена вздохнула. Уже при первом знакомстве с Габриэль они выяснили, что им обеим присущ ненасытный аппетит во всем, что касается представителей противоположного пола.
«Эббра совсем другая, – без малейшей неприязни сказала Серена, когда они на несколько минут остались с Габриэль наедине после памятной встречи втроем в Вашингтоне. – Эббре и в голову не придет поддаться соблазну завести связь на стороне. Невозможно представить, что она спит с кем-нибудь только ради забавы. Она должна по уши и безоглядно влюбиться в мужчину, прежде чем лечь с ним в постель».
– Мне самой трудно в это поверить, но я веду поистине монашескую жизнь. Это меня убивает, – призналась Серена.
Габриэль понимающе улыбнулась. Подумав о тех мгновениях, когда ее охватывал соблазн уступить Рэдфорду, она с сочувствием произнесла:
– Меня тоже. Но как только я вспоминаю о Гэвине, то вижу, что именно так и следует себя вести. Даже будь иначе, с кем прикажешь крутить романы? В Сайгоне только два типа мужчин: толстобрюхие журналисты да измученные триппером солдаты.
Подруги залились смехом и торопливым шагом отправились в ресторан «Континенталя», собираясь приступить к очередной трапезе – как обычно, в меню будет невероятно жилистое воловье мясо и рис.
Вскоре их жизнь потекла по заведенному распорядку. Игнорируя явную неприязнь Майка Дэниелса, Серена проводила в приюте дни напролет. Она коротко подстригла ногти и удалила с них лак, а волосы перехватила тонкой резинкой. Она забыла о своих мини-платьях, сапогах и босоножках на высоком каблуке и носила теперь более практичные джинсы, футболки и туфли на плоской подошве.
Габриэль продолжала устанавливать связи с людьми, входившими во Вьетконг либо сочувствовавшими ему, надеясь со временем познакомиться с кем-нибудь, кто мог бы предоставить ей сведения о Дине. Это была непростая задача. Вьетнамец, признавшийся в принадлежности Вьетконгу либо сочувствии партизанскому движению, рисковал свободой, а то и головой. Однако по мере того как становилось известно о ее родственных связях с Динем, Габриэль медленно, но уверенно завоевывала определенное доверие. И все же никто не мог сказать ей, где находятся Динь и Гэвин и живы ли они вообще.
На Рождество обе подруги получили по открытке и длинному письму от Эббры. В конце января, когда Габриэль уже почти решила, что не сможет жить без крошки Гэвина, и стала предпринимать кое-какие шаги для его переезда в Сайгон, Вьетконг начал новогоднее наступление.
Габриэль и Серена спали в своем номере в «Континен-тале», когда их разбудил грохот стрельбы и разрывов.
– Черт возьми! Это совсем рядом! – воскликнула Серена, рывком усевшись в кровати и включая ночник. – Такое чувство, будто бой идет у стен отеля, на площади.
– Это невозможно, – сонным голосом отозвалась Габриэль. – Который час?
Серена посмотрела на свой маленький походный будильник:
– Половина третьего.
Сквозь треск непрекращающейся стрельбы послышался звук взрыва, от которого зазвенели стекла. Глаза Габриэль широко распахнулись.
– Кажется, ты права! Действительно, это на площади.
Подруги отбросили одеяла и подбежали к окнам. В полумраке виднелись люди, которые вылезали из канализационных люков и бежали к концу улицы Тюдо по направлению к посольству США. Пока Селена и Габриэль следили за ними, с южной стороны на площадь хлынули американские солдаты, стреляя на бегу. По стенам «Континенталя» застучали первые пули, и женщины торопливо отступили в глубь комнаты.
– Что происходит, черт побери? – выдохнула Серена, сбрасывая ночную рубашку и натягивая джинсы и футболку.
– Это Вьетконг, – ответила Габриэль, мечась по комнате в поисках нижнего белья и лифчика. – Вьетконговцы пробрались в город и пытаются его захватить!
Три следующих дня, пока продолжались яростные схватки между Вьетконгом и американскими и южновьетнамскими силами, Серена и Габриэль не могли покинуть отель. Серена предприняла несколько отчаянных попыток выйти наружу, желая удостовериться, что персонал и воспитанники приюта в безопасности, но всякий раз ее загонял обратно прицельный огонь.
