Возбуждение все нарастало, и под конец Роган едва сдерживался. Черт бы все это побрал! Он не хотел заводиться с ресторанами или пляжными домиками. Самым лучшим было бы уединиться с ней в ее бунгало, в отеле «Беверли-Хиллз», и там трахать до потери сознания.
Роган самодовольно усмехнулся. Немало времени пройдет, пока он устанет сам. Недаром на студии он приобрел репутацию настоящего жеребца. Они могут послать за едой и шампанским и провести в постели несколько дней.
Почувствовав, как восстала и запульсировала его плоть, Роган вылил в стакан остаток вина. Никогда еще он с такой силой не хотел женщину. Голова немного кружилась от предвкушения волшебной ночи. Неудивительно, что даже Ракоши ревнует!
Вышла Валентина, в простом белом платье и лодочках на низких каблуках. Он оценивающе оглядел ее.
– Выглядите на миллион долларов!
Элли снова взялась за шитье. Так вот оно что! Она никогда не замечала, чтобы ее молодая хозяйка была так же сильно увлечена мистером Тенантом, как большая часть женщин страны. Однако тут нет ничего удивительного.
Элли откусила нитку и принялась прикреплять пуговицу. Когда мисс Парсонс унюхает правду об очередном романе, к бесчисленным сплетням о Валентине в светской хронике добавится немало новых.
Горничная удовлетворенно вздохнула. Ее коробка с вырезками почти полна. Скоро придется заводить другую.
Роган отпрянул от Валентины, разглядывая ее с нескрываемым изумлением. Он ужасно обрадовался, когда девушка не захотела поехать на пляж и согласилась вместо этого отправиться к нему домой, на Малхоланд-драйв.
Валентина решительно отказалась от предлагаемых ей коктейлей с экзотическими названиями, но выпила не один бокал шампанского. Показывая свой великолепно обставленный особняк, Роган приберег спальню напоследок, с твердым намерением вообще не выходить оттуда, по крайней мере в ближайшие дни.
– Не уверена, что мне нравятся африканские маски, – смущенно улыбнулась она, заметив зеркальные потолок и стену.
Роган, очевидно, всерьез воспринимал свой титул великого экранного любовника.
– Они очень редкие, – пояснил Роган. – Куплены в специальном магазине, торгующем произведениями африканского искусства. – Он обнял ее и нежно поцеловал в затылок: – Они так же бесценны, как ты, Валентина.
Валентина ожидала, что ее охватит желание, желание, подобное тому, что сжигало пламенем при малейшем прикосновении Видала, при одном его взгляде. Но чувствовала лишь приятное тепло, не более. Утешение от сознания того, что ты кому-то дорога и есть человек, с кем можно разделить боль и обиду. Все то, чего она была лишена в детстве.
– Ты чуть не свела меня с ума в сегодняшней любовной сцене, – хрипло прошептал Роган, разворачивая ее к себе лицом. Его руки скользнули по ее спине, лаская бедра, прижимая девушку к разгоряченному мужскому телу. – Ты настоящая кокетка, Валентина. Дразнишь меня, издеваешься… я не могу ни есть, ни спать и думаю только о тебе.
Он впился в ее губы жарким требовательным поцелуем и, сделав шаг вперед, увлек ее за собой на постель.
И лишь через полминуты Роган сообразил, что на его ласки не отвечают.
– В чем дело? – пропыхтел он, закинув на нее ногу, прижимая к постели всем телом. – Здесь никого нет. Нас не потревожат.
Его рука прокралась в вырез платья и сжала грудь. Валентина выгнула спину, пытаясь сбросить его с себя.
– Мне все равно, войдет кто-нибудь или нет! Я пришла сюда не затем, чтобы валяться с тобой в постели!
Только тут он откатился от Валентины и, не веря собственным ушам, уставился на нее.
– А для чего же еще? Черт! Зачем, по-твоему, мы здесь оказались? – Он погладил ее сосок кончиками пальцев и улыбнулся, вновь обретя уверенность в себе. – У нас впереди весь вечер. Вся ночь. И если Ракоши снимает сцены Генриха и Уорвика, вероятно, вся следующая неделя тоже наша.
Его губы заглушили протесты Валентины. Нога грубо раздвинула бедра. Девушка с невесть откуда взявшейся силой уперлась в его плечи, уворачиваясь от поцелуев.
– Прекрати, Роган! Моя вина в том, что ты не так меня понял! А сейчас отпусти меня, пожалуйста!
– Тебе именно это нравится? – Его рука поползла по ее обнаженной ноге, задирая платье. – Любишь сопротивляться? Когда тебя берут силой?
Валентина вцепилась в прилизанные светлые волосы обеими руками и, не обращая внимания на вопль, резко дернула.
– Нет, – охнула она, оттолкнув наконец Рогана. – Мне это совсем не нравится! Я даже не понимаю, что ты хочешь этим сказать, потому что в жизни не была ни с одним мужчиной!
– Иисусе! – взвыл Роган, схватившись за голову. – Да ты едва меня не оскальпировала!
Валентина села и одернула юбку, прикрывая голые бедра.
– Ты это заслужил, – мрачно заметила она, спуская ноги с постели.
Роган с трудом поднял гудящую голову.
– Пытаешься уверить меня в том, что ты девственница? – недоверчиво хмыкнул он.
– Совершенно верно.
Гнев ее немного улегся. Недоумение Рогана было почти комическим.
– Но это Голливуд. Здесь просто не осталось девственниц!
– Значит, остались.
Роган, спотыкаясь и все еще держась за голову, побрел к ближайшей бутылке виски.
– Черт, – повторил он. – Я думал, единственные девственницы – те, кого Сесил де Милл приносит в жертву в своих занудных библейских картинах!
– Мне очень жаль.
Она подошла к роскошному бару в дальнем углу спальни.
– Не возражаешь, если я тоже что-нибудь выпью? Я не привыкла защищать свою добродетель.
Тенант залпом осушил стакан и налил себе еще.
– Ты не сердишься? – спросил он.
– Нет, – улыбнулась Валентина.
Немного помолчав, он, по-видимому, неожиданно для себя ошеломленно выпалил:
– Валентина, ты выйдешь за меня замуж?
Глава 11
Видал никак не мог сосредоточиться и прекрасно сознавал это. Сцена встречи Генриха и Уорвика не вытанцовывалась. Режиссер раздраженно запустил пальцы в шевелюру и направился к актерам.
– Генрих не должен выказывать ни грана высокомерия. Он знает, что Уорвик – его враг. Но Генрих – человек, который прощает врагов. Человек, совершенно оторванный от того времени, в котором родился, мягкий и кроткий. И воинственный, надменный Уорвик не находит в этих качествах ничего достойного восхищения, в отличие от нас. Давайте попробуем снова.
Он вернулся в кресло, с возрастающим отчаянием наблюдая, как Саттону снова не удается донести до зрителей смирение Генриха, присущую ему чистоту души, ставшую причиной его падения.
Видал неохотно объявил о конце съемок. И актеры, и съемочная бригада облегченно вздохнули и поспешно разбежались. Лишь Дон Саймоне задержался.
