Лиззи кивнула. Лоренс, как и она сама, пришел к заключению, что, если предоставить Нине выбор, она предпочтет Крэг-Сайд.
– Но почему только кузина Нина? – удивленно спросила Лотти у отца, едва он сел за стол завтракать. – Почему бы кузену Ноуэлу и кузине Роуз тоже не переехать в Крэг-Сайд?
– Потому что они достаточно умны, чтобы понимать, что жизнь в пышном мавзолее не составляет цель и смысл существования, – сказал Уильям, накладывая себе почки и бекон с серебряного блюда на буфете. – Ноуэл использует школу искусств как свою личную студию и не хотел бы находиться от нее на расстоянии большем, чем требуется для короткой пешей прогулки, а Роуз просто предпочитает жить на Бексайд-стрит со своими родителями.
– Но почему? – настаивала Лотти. – Дома на Бексайд-стрит – всего лишь фабричные коттеджи. Как может кто бы то ни было предпочитать жизнь в таком коттедже жизни в Крэг-Сайде?
– Некоторые фабричные коттеджи похожи на маленькие дворцы, – возразил Уильям, усаживаясь за стол; при этом он думал о чистеньком коттедже родителей Сары и не заметил, что Гарри чуть-чуть приподнял брови.
Лотти уже открыла рот, чтобы заявить, что дедушка так не считал, но тут же закрыла его. Как ни странно, она начала понимать, что дедушка не всегда и не во всем был прав. И он был не прав, когда отказался от всякого общения с тетей Лиззи лишь потому, что она вышла замуж за человека, которого он не одобрял.
Лотти не знала отца Роуз, но решила, что это человек особенный, и тетя Лиззи особенная, это сразу видно. А ее кузина Роуз совсем, совсем особое существо.
Перекатывая яйца всмятку по своей тарелке, Лотти раздумывала о том, как хорошо было бы, если бы именно Роуз переехала к ним. Интересно, скоро ли она приедет в Крэг-Сайд с визитом? И позволит ли отец съездить вместе с ним на Бексайд-стрит, когда отправится туда в следующий раз?
Гарри, сидя рядом с Лотти напротив Уильяма и отца, поймал взгляд брата и сдвинул брови в знак предостережения. Он всегда читал Уильяма, словно открытую книгу, и понял, как тому хочется сообщить отцу, что его замечание о маленьких дворцах основано не на слухах, а на собственном опыте. Однако теперь, за завтраком и в присутствии Лотти, Уильяму не стоило заговаривать о том, что неизбежно привело бы его к признанию в любви к фабричной работнице.
– Я очень рад, что ты без всякого снобизма относишься к решению твоей тети Лиззи остаться на Бексайд-стрит, – вполне простодушно обратился к Уильяму отец. – Оно может казаться нам странным, но у Лиззи есть на то причины, и мы должны их уважать.
Гарри подцепил на вилку гриб. После смерти деда отец показал им себя с той стороны, о существовании которой его дети до сих пор не ведали. Если раньше он весьма редко упоминал имя своей сестры, то теперь оно постоянно было у него на устах. Гарри впервые пришло в голову, что отец не был таким уж противником брака Лиззи с Лоренсом Сагденом, как они привыкли считать. И теперь он повел себя так, словно этот брак вообще не вызывал его неодобрения. А если его остракизм по отношению к Сагденам был продиктован страхом перед гневом деда, то, возможно, его реакция на сообщение Уильяма о Саре не окажется такой, которую с огромными опасениями предчувствует Уильям.
Мысль была интересная, но далеко не столь захватывающая, как его мысли о Нине. При одном воспоминании о том, как она выглядела в кафедральном соборе с ее тициановскими волосами, пылающими, словно огонь свечи, на фоне черной шляпы и высокого воротника изысканного траурного костюма, Гарри ощущал жаркое возбуждение в чреслах. Господи, царь небесный! Она выглядела невероятно – и вела себя неподражаемо, с такой выдержкой, словно пышность и вся церемония похорон были для нее вполне обыденным явлением.
В то время как отец толковал Уильяму, как он рад тому, что Уильям так быстро и легко установил дружеские отношения с Ноуэлом, мысли Гарри от возбуждающей воображение перспективы повседневного общения с Ниной в Крэг-Сайде обратились к ее сестре с такой забавной и привлекательной мордочкой.
Собственно говоря, он толком разглядел ее лишь в соборе, да и то потому, что его внимание привлек ее красивый голос, когда все пели гимн. Разглядел – и не сразу смог отвлечься. Не только потому, что ее большие глаза цвета темного меда напомнили ему, как он в детстве, впервые попав в зоопарк, просто влюбился в маленького лемура, а потому, что лицо ее принадлежало к числу незабываемых. И он определенно где-то видел ее раньше.
– Это было у входа в магазин Брауна и Маффа, – сказала она ему гораздо позже, когда они вернулись в Крэг-Сайд с целой армией скорбящих для традиционной холодной трапезы. – Мы с Лотти столкнулись возле вращающихся дверей в магазин, и Лотти нечаянно выбила у меня из рук новую папку для рисунков. – Невзирая на печальные обстоятельства, Роуз одарила его самой широкой, безудержной улыбкой из всех, какие ему довелось видеть. – А ты наклонился и поднял для меня папку.
Его ответная улыбка была не менее широкой и сияющей.
– А ты так и не вошла во вращающиеся двери! – поддразнил он. – Куда же ты делась?
– На Киркгейт, – ответила Роуз, и в глазах у нее заплясали бесенята.
Их товарищество завязалось без усилий, и Гарри увел ее, чтобы показать портрет дедушки, а заодно и перевести разговор на ее очаровательную, соблазнительную, обворожительную сестру…
– Гарри, ты что, оглох или впал в транс?
Гарри моргнул и сообразил, что с ним говорит Уильям, и, как видно, говорит уже некоторое время.
– Ладно, повторяю, – сказал Уильям с подчеркнутым терпением. – Я отправляюсь в Брэдфорд, мы встречаемся с Ноуэлом. Он отведет меня в школу искусств и покажет свои работы. Они, должно быть, очень хороши, потому что через пару месяцев в Лондоне открывается выставка выдающихся произведений из всех школ искусств Великобритании и несколько живописных полотен Ноуэла будут там представлены.
Лотти уставилась на брата.
– В Лондоне? – недоверчиво спросила она. Уильям кивнул, бросил измятую салфетку рядом с тарелкой, отодвинул стул от стола и встал.
Лотти часто-часто заморгала. Совсем немного дней назад она испытывала по отношению к младшим Сагде-нам чувство превосходства, и только. Потом она познакомилась с ними, они ей понравились, и Лотти готова была великодушно пренебречь их общественным неравенством. А теперь, узнав об их талантах, она почувствовала себя ниже их! Роуз училась на художницу по тканям. Нина создавала модели одежды, она придумала и сшила себе такой траурный туалет, на который обратили внимание все, кто присутствовал на похоронах дедушки. А Ноуэлу предстояло выставить свои картины в лондонской художественной галерее. Как профессиональный художник, мало того, знаменитый художник!
– Я тоже поеду, – решительно объявила она. – Все занимаются интересными делами, и я тоже не собираюсь сидеть весь день со скучной домашней учительницей, пока Уильям и Гарри развлекаются с Ноуэлом.
Гарри вовсе не намеревался покидать Крэг-Сайд в тот день, когда Нина сделает его своим домом, и произнес самым беспечным тоном:
