Выехав из города, Лизетт остановила машину на обочине шоссе и несколько часов бродила по пустынному пляжу. Морской ветер трепал ее волосы. Визит к доктору Росман не решил ни одной проблемы. Да, доктор поняла причину ее фригидности, но и только. Она не могла ничем помочь ей. Лизетт по своей воле оказалась в западне; она попала туда давно, в тот самый день, когда обнаженный Грег стоял в комнате над конюшней, впервые взяв на руки Доминика.
* * *
Грег понимал, что большинство мужчин в его положении искали бы развлечений на стороне. Иногда и у него возникало такое желание, но он решительно подавлял его. Грег любил Лизетт. И проклял бы себя, если бы замарал их любовь случайными связями.
После рождения Люси он все реже и реже бывал близок с женой. Эти усилия едва не убили его. И только сознание того, что чем реже он требует внимания Лизетт, тем спокойнее она себя чувствует, придавало ему силы.
Грег видел лишь один выход из этой ситуации — им надо спать отдельно. Даже сейчас, год спустя, Грег помнил, что ему пришлось пережить, когда он сказал об этом жене. Грег надеялся, что она ужаснется, предполагал услышать возражения. Но ничего подобного не произошло. Лизетт спокойно вытряхнула из сандалии песок, забившийся туда во время прогулки по пляжу.
— Ты говорила, что плохо спишь, и я подумал…
— Да, понимаю, — поспешно согласилась Лизетт. Слишком поспешно.
На ней был свитер василькового цвета и белые слаксы. Грега охватило почти невыносимое желание прикоснуться к ней, обнять…
— Это просто мои соображения, Лизетт, и нам незачем делать это, если ты не хочешь. — Грег шагнул к жене, собираясь прижать ее к себе, сказать, что ему этого совсем не хочется.
Но Лизетт отвернулась.
— Мне кажется, это хорошая мысль, — промолвила она, избегая взгляда Грега. — Я действительно плохо сплю и понимаю, как это тебе мешает. Завтра я перенесу твои вещи в другую спальню.
Сомнения Грега переросли в уверенность. Он повернулся и вышел из комнаты.
* * *
— Папа себя плохо чувствует. — Лизетт нахмурилась, прочитав последнее письмо из Франции. — Мама считает, что у него был удар в легкой форме. Она хочет, чтобы отец перебрался в Париж насовсем, а не только на зимние месяцы, но он отказывается. Говорит, что никакая сила на свете не заставит его навсегда покинуть Вальми.
Грег посмотрел на жену. Сидя во внутреннем дворике, они наблюдали, как Доминик и его друзья ныряли с вышки в бассейн. Каждый раз при получении письма из Вальми Лизетт охватывала печаль, и Грег замечал это, как бы она ни старалась скрыть свою подавленность. Лизетт тосковала по пасмурному небу, яблоневым садам, тенистым деревенским улицам. Грег нахмурился. После их последнего визита в Вальми прошло шесть лет. Агентство «Диринг адвертайзинг» процветало и вполне могло бы пять-шесть недель обойтись без него, однако Фрэнку Уорнеру пришел вызов в Комитет по антиамериканской деятельности, и Грег обещал оказать ему поддержку.
— Ты хотела бы повидаться с ним? — спросил Грег.
— Конечно, очень хотела бы! — Глаза Лизетт засверкали. — Но агентство… и школа Доминика…
— Справятся без нас, — буркнул Грег и нехотя добавил: — Правда, мы не сможем уехать до конца следующего месяца: Фрэнку прислали повестку, его вызывают в Комиссию по антиамериканской деятельности.
— Фрэнка? — удивилась Лизетт. — Боже мой! Но разве может кто-то, даже такой фанатик, как Маккарти, подозревать Фрэнка в том, что он коммунист? Фрэнк ведь даже не политик!
Грег стиснул зубы. Он не хотел говорить Лизетт о повестке, полученной Фрэнком, потому что развернутая Маккарти «охота на ведьм», то есть на коммунистов и радикалов, была настоящим позором для страны.
Лизетт с недоумением посмотрела на мужа:
— Ты же сам называл комиссию болотом, где обитают расисты и лишившиеся влияния политики.
— Да, так оно и есть. Но к сожалению, Маккарти все там перевернул вверх дном. Он выявил в правительстве нескольких коммунистов, посеял панику, и теперь у него развязаны руки. Он может послать повестку любому, кто заподозрен в коммунистических взглядах и радикализме.
— Но Фрэнк! Он не высказывал никаких убеждений! Почему они к нему прицепились?
— Потому что он вращается в правительственных кругах. И потому что он болтун. Комиссии нужна информация, и они хотят, чтобы Фрэнк дал показания на своих знакомых, давних и теперешних.
Лизетт побледнела.
— Сволочи! Это же отвратительно! Не могу поверить, что такое происходит здесь, в Америке! — Она откинула волосы с лица, в глазах ее пылала ярость. — Кто следующий, кого еще намерен преследовать мистер Маккарти? Гомосексуалистов? Евреев?
Грег покачал головой:
— Нет, так далеко не зайдет, Лизетт. Во всяком случае, пока президент страны Эйзенхауэр.
— Но Фрэнк? Что же ему делать?
— Он намерен воспользоваться Пятой поправкой.
— А что это значит? — Лизетт смутилась. — Он откажется свидетельствовать против своих друзей?
Грег кивнул.
— Но что тогда будет с ним?
Грег поднялся, подошел к бару и наполнил стаканы.
— Его могут занести в черный список. Никто не станет вести с ним финансовых дел. Его компания разорится.
— А его могут посадить в тюрьму? — Лизетт взяла у мужа джин с тоником. — Разве не так они поступили с писателем Дэшиллом Хэмметтом, когда он отказался давать показания?
— Да, но Фрэнк поступит правильно, воспользовавшись Пятой поправкой. Он даст им отпор, и, возможно, многие вскоре последуют его примеру, но в еще более крупных масштабах.
Что-то в голосе мужа насторожило Лизетт.
— Господи! Грег, ты тоже получил повестку? Тебя вызвали для дачи показаний?
Он усмехнулся. Этот разговор неожиданно сблизил их.
— Нет, обо мне не беспокойся. Но когда срок правления Эйзенхауэра закончится, я окажу всемерную поддержку кандидату от демократов. А может, даже выставлю свою кандидатуру на выборах в конгресс.
* * *
Через месяц Фрэнк предстал перед Комиссией по антиамериканской деятельности и, воспользовавшись Пятой поправкой, отказался давать показания. Его отправили в тюрьму за неуважение к комиссии, и Грег прилетел из Вашингтона один, взбешенный от ярости.
— Ему можно помочь? — спросила Лизетт, когда муж принял душ и переоделся.
Грег покачал головой:
— Пока нет, но дни Маккарти сочтены. Он начинает открыто демонстрировать свое враждебное отношение к Эйзенхауэру, поэтому стремительно теряет поддержку в сенате. Когда мы вернемся из Франции, я воспользуюсь всеми возможностями «Диринг адвертайзинг», чтобы показать общественности истинное лицо Маккарти.
Лизетт чуть нахмурилась.
