– Неужели это обязательно? – вздохнул Бергстен.
– Это помогает мне думать, Бергстен, а кроме того, так
я уверен, что ничего не упущу. Если тебя это так утомляет – не слушай.
– Люди очень много говорят, У-лав, когда решают, как
будут охотиться, – посетовал Блокв.
– Такова природа людей.
– Это потому, что охоты людей такие не-простые. Я
думаю, что охоты людей не-простые, потому что они не едят тех, кого убивают.
Они охотятся и убивают по причинам, которых я не понимаю. Я думаю, что вещь,
которую люди называют «война», – очень большое зло.
– Мы не хотим рассердить служителя
Троллей-Богов, – вмешался Бергстен на безупречном тролличьем. – То,
что люди называют «война», – это похоже на то, что случается, когда две
стаи троллей охотятся в одном месте.
Блокв задумался над его словами. Наконец он что-то довольно
проворчал, и его косматая физиономия понимающе просветлела.
– Теперь мне все ясно, – сказал он. – Вещь,
которую люди называют «война», – это как охота на мысли. Поэтому она такая
не-простая. Но вы все равно слишком много говорите. – Тролль покосился на
Эмбана. – Этот хуже всех, – добавил он. – Его желудок-в-голове
такой же большой, как его желудок-в-брюхе.
– Что он сказал? – с любопытством спросил Эмбан.
– Это трудно перевести, ваша светлость, – с
невинным видом отозвался Улаф.
Патриарх Эмбан посмотрел на него с некоторым по дозрением и
принялся в который раз дотошно изла гать их диспозицию, сверяясь с пунктами
своего спис ка. Закончив, он огляделся по сторонам:
– Кто может добавить что-нибудь еще?
– Пожалуй я, – сказала Сефрения, слегка
хмурясь. – Наши враги знают, что Берит – не Спархок, но они наверняка
считают, что Спархоку ничего не остается, как идти по пятам за Беритом. Может
быть, нам следует подкрепить это их убеждение. Пожалуй, я знаю способ
воспроизвести в точности звук и ощущение Беллиома. Если это удастся, наши враги
решат, что Спархок среди рыцарей, которых Вэнион ведет в пустыню. Тогда они не
столько будут искать его, сколько следить за нами.
– Ты подвергнешь себя опасности, Сефрения, –
возразила Афраэль.
– В этом нет ничего особенно нового, – улыбнулась
Сефрения, – а если вспомнить о том, что мы собираемся сделать, вряд ли
можно найти в мире безопасное место.
– Теперь все? – спросил Энгесса поднимаясь.
– Пожалуй, все, друг Энгесса, – отвечал
Кринг, – если не считать того часа, который мы истратим, уговаривая друг
друга быть поосторожнее.
Энгесса расправил плечи, повернулся и прямо взглянул в лицо
своей королеве.
– Каков будет твой приказ, Бетуана-королева? –
официальным тоном спросил он.
Бетуана царственно выпрямилась.
– Мы повелеваем тебе, Энгесса-атан, вернуться с нами в
Сарну. Там ты вновь примешь командование над нашими войсками.
– Все будет, как ты скажешь, Бетуана-королева.
– Сразу после нашего возвращения ты отправишь гонцов к
моему супругу, королю. Сообщи ему, что опасность больше не угрожает Тосе.
Сияющие справятся с армией Скарпы.
Энгесса коротко кивнул.
– Далее, сообщи ему, что его войско нужно мне в Сарне.
Там мы будем готовиться к главному сражению, и туда он должен прибыть, чтобы
принять войска под свою руку. – Она помолчала. – Дело не в том, что
мы недовольны тем, как командуешь ты, Энгесса-атан, но Андрол – король. Ты
хорошо послужил нам. Королевский дом Атана благодарен тебе.
– Это мой долг, Бетуана-королева, – ответил
Энгесса, ударяя себя кулаком в прикрытую нагрудником грудь. – Не нужно
благодарности.
– Охо-хо, – пробормотала Афраэль.
– В чем дело? – спросила Сефрения.
– Да так, ни в чем.
Глава 22
– Сарабиан, – говорила Элисун несколько дней
спустя, – это определенно Тореллия и Шакола. Главенствует у них Шакола –
она и старше, и хитрее. Незнакомцы обычно направляются прямиком к ней. Они
беседуют с глазу на глаз, а потом она посылает за Тореллией. Прежде они
относились друг к дружке без особенной приязни, но сейчас их водой не
разольешь.
– Они, видимо, получают приказы из дома, –
задумчиво проговорил Сарабиан. – Джалуах, король Кинезги, – брат
Шаколы, а Тореллия – дочь Ракьи Арджунского. Ты сумела разузнать, что именно
они замышляют?
Элисун покачала головой:
– Слишком рано.
– Рано?
– Опять-таки, женская политика. Мы куда хитрее мужчин.
Шакола хочет расставить все по местам, прежде чем начнет искать новых
союзников. Она подчинила себе Тореллию, но еще не готова расширить пределы
своей власти.
– Ты уверена, что подчиненная в этой паре – именно
Тореллия?
Элисун кивнула.
– Слуги Шаколы помыкают ее слугами. Это первый признак
подчинения в Женском дворце. Слуги Серонны неприкосновенны, потому что она –
первая жена, и все мы подчинены ей – кроме Лиатрис, разумеется.
– Разумеется, – улыбнулся Сарабиан. – Никто,
будучи в здравом уме, не осмелится дерзить Лиатрис. Она кого-нибудь убила в
последнее время?
– Нет, с тех пор, как в прошлом году изрубила на куски
лакея Серонны.
– Вот что мне пришло в голову – не посвятить ли во все
это Лиатрис?
Элисун покачала головой.
– Позже – может быть, но не сейчас. Атана Лиатрис
чересчур прямолинейна. Если бы я все ей рассказала, она попросту прикончила бы
Шаколу и Тореллию. Подождем, покуда Шакола обратится ко мне, а уж потом
посвятим в это дело Лиатрис.
– А ты уверена, что Шакола обратится к тебе?
– Почти наверняка. Мои слуги пользуются большей
свободой передвижения, чем ее, – из-за моей оживленной светской жизни.
– Экое деликатное определение!
– Сарабиан, ты знал, что я валезийка, когда брал меня в
жены, и тебе известны наши обычаи. Именно поэтому мои слуги могут свободно
покидать резиденцию. Это уже стало традицией.
Сарабиан вздохнул.
– Сколько же их сейчас, Элисун?
