– Весьма вероятно, ваша светлость, – согласился
Кааладор. – Как бы то ни было, мой осведомитель знал, где проходят
некоторые туннели, и я отправил туда своих людей, чтобы отыскали новые ходы, а
сам занялся допросом тех сотрудников тайной полиции, что оказались под рукой,
то есть в тюрьме. Я особо не церемонился, так что те, кто пережил допрос, с
превеликой радостью выложили все, что знали. В ночь, когда похитили королеву, в
подземных ходах жизнь била ключом. Дипломаты, осажденные в кинезганской
посольстве, были осведомлены о заговоре и отлично понимали, что, едва станет
известно о похищении, как мы тут же разнесем их посольство по камушку. Они
пытались было удрать потайными ходами, но я уже успел расставить своих людей в
этих крысиных норах. Возни было немало, однако мы перебили либо схватили почти
всех посольских. Сам посол остался в живых, и я позволил ему любоваться тем,
как я допрашиваю его помощников. Я весьма привязан к королеве Элане, а потому
не стал с ними нежничать. – Кааладор покосился на Сефрению. – Не
думаю, что мне следует входить в подробности.
– Благодарю, – пробормотала Сефрения.
– Посол, как выяснилось, знал не так уж и много, –
виновато продолжал Кааладор, – но все-таки рассказал мне, что Скарпа и его
дружки отсюда направились на юг – что может быть уловкой, а может быть и нет.
Его величество приказал закрыть порты Микка и Сарант и выслал на дорогу вдоль
берега моря атанские патрули из Тосы – просто так, на всякий случай. До сих пор
еще ничего не обнаружили, так что Скарпа либо опередил нас, либо затаился
где-то в укромном местечке.
Открылась дверь, и вошел мрачный, как туча, Кринг.
– Ты снял с нее цепи? – спросил Тиниен.
– Сейчас это было бы неразумно, друг Тиниен. Она
считает себя виновной в похищении королевы. Она хочет убить себя. Я убрал из
комнаты все острое, но, думаю, снимать с нее цепи все еще рановато.
– А ты отобрал у нее ложку? – поинтересовался
Телэн.
Глаза Кринга округлились.
– Боже милостивый! – выдохнул он и опрометью
бросился к двери.
***
– Если бы он только кричал на нас или колотил кулаками
в стену, или еще что-нибудь в том же роде, – шепотом говорил Берит Халэду
на следующее утро, когда все они вновь собрались в синей гостиной. – Так
нет же – сидит, и все.
– Спархок не выставляет своих чувств напоказ, –
ответил Халэд.
– Но ведь мы говорим о его жене, Халэд! А он сидит
точно неживой. Он что – вообще ничего не чувствует?
– Разумеется чувствует, только не желает вытаскивать
свои чувства на свет Божий и размахивать ими, точно флагом, перед нашим носом.
Сейчас для него куда важнее не чувствовать, а думать. Он слушает и
сопоставляет, а свои чувства сберегает до той минуты, когда сможет добраться до
Скарпы.
Спархок сидел в кресле, держа на коленях дочь. Упорно
разглядывая пол, он рассеянно гладил кошку принцессы Данаи.
Лорд Вэнион рассказывал императору и остальным о Клаале и о
том, как будут располагаться их силы: тролли в Тамульских горах на юге Тамула,
атаны – в Сарне, пелои Тикуме – в Самаре.
Флейта молча сидела на коленях у Сефрении, и Берит лишь
сейчас заметил то, что прежде не приходило ему в голову. Он взглянул на
принцессу Данаю, затем – на Богиню-Дитя. Девочки были внешне почти одного
возраста и отчего-то были удивительно похожи и лицом, и манерой держаться.
Присутствие Богини-Дитя производило странное воздействие на
императора Сарабиана. Блестящий и сумасбродный правитель Дарезии словно лишился
дара речи и не сводил с нее ошеломленных, широко раскрытых глаз. Он был бледен
и явно не слышал ни слова из того, что рассказывал лорд Вэнион.
Наконец Афраэль резко повернулась и уставилась на него таким
же пристальным взглядом.
Император от неожиданности отпрянул.
– Сарабиан, разве твоя мама не учила тебя, что
таращиться невежливо? – осведомилась она.
– Веди себя прилично, – шикнула на нее Сефрения.
– Он должен слушать, а не глазеть на меня. Если мне
захочется обожания, я заведу себе щенка.
– Прости меня, Божественная Афраэль, – извинился
император. – Меня нечасто посещают боги. – Он пристальнее взглянул на
девочку. – Может быть, я некстати заговорил об этом, но ты очень похожа на
дочь принца Спархока. Ты знакома с ее высочеством?
Спархок резко вскинул голову, и в его глазах появилось
странное, почти паническое выражение.
– Нет, – ответила Афраэль, – думаю, что
нет. – Она поглядела на принцессу, сидевшую со Спархоком в другом углу
комнаты. Берит заметил, что во взгляде Сефрении тоже появилось нечто, похожее на
панику, когда Флейта соскользнула с ее колен и через всю комнату направилась к
креслу Спархока.
– Привет, Даная, – небрежно произнесла
Богиня-Дитя.
– Привет, Афраэль, – почти тем же тоном отозвалась
принцесса. – Ты намерена что-нибудь предпринять, чтобы вернуть мою маму?
– Я обдумываю это. Постарайся, чтобы твой отец не
слишком выходил из себя. От него не будет толку, если он разлетится на мелкие
кусочки, а нам придется собирать его заново.
– Я знаю. Сделаю все, что смогу. Хочешь подержать мою
кошку?
Флейта взглянула на Мурр. В глазах кошки был беспредельный
ужас.
– Думаю, я ей не нравлюсь, – покачала она головой.
– Я позабочусь об отце, – заверила Даная маленькую
богиню, – а ты займись всеми остальными.
– Ладно. – Афраэль помолчала. – Я думаю, мы с
тобой поладим. Ты не против, если я время от времени буду заглядывать в гости?
– Сколько угодно, Афраэль.
Происходило что-то в высшей степени странное. Берит не видел
ничего необычного в этом разговоре двух девочек, но по лицам Спархока и
Сефрении ясно было, что они очень встревожены. Берит как бы невзначай
огляделся. Все собравшиеся наблюдали за беседой с легкими снисходительными
улыбками – все, кроме лорда Вэниона и анары Ксанетии. В их лицах было то же
напряжение, что и у Спархока и Сефрении. Сейчас в этой гостиной явно произошло
что-то невероятное, но Берит и под страхом смерти не мог бы понять, что именно.
– Думаю, что нам не следует отвергать и такой
возможности, – мрачно проговорил Оскайн. – Баронесса Мелидира не раз
уже доказывала нам, сколь проницателен ее ум.
– Благодарю вас, ваше превосходительство, –
сладким голосом отозвалась Мелидира.
