– Возможно, так оно и было десять тысяч лет назад,
когда ваши враги одевались в шкуры и атаковали ваш строй копьями с кремневыми
наконечниками. Теперь же перед тобой рыцари церкви, закованные в сталь;
воители-атаны, что способны убить твоих воинов кончиком пальца; пелои, которые
промчатся сквозь ваши ряды, точно вихрь; тролли, что не только убивают, но и
съедают твоих солдат. Хуже того, перед тобой Афраэль, которая может остановить
солнце или обратить тебя в камень. И в довершение худшего, перед тобой Анакха и
Беллиом, а это означает погибель.
– Могучий Киргон защитит нас, – с тупым упрямством
заявил Сантеокл.
– Почему бы тебе не поговорить с Оттом Земохским,
Сантеокл? – с презрением осведомился Заласта. – Он расскажет тебе,
как вопил старший бог Азеш, когда Анакха уничтожал его… – Заласта вдруг осекся.
– Он идет! – сдавленно вскрикнул он. – Он
куда ближе, чем мы думали!
– О чем ты говоришь? – спросил Экатас.
– Анакха здесь! – воскликнул Заласта. –
Ступай к своим военачальникам, Сантеокл! Вели им призвать войска – пусть обшарят
все улицы Кирги, ибо Анакха уже в стенах твоего города! Спеши же! Анакха здесь,
и смерть наша идет по улицам рядом с ним! Со мной, Экатас! Предостережем
Киргона и вечного Клааля! В эту ночь решится наша судьба!
***
И ты, о Сини Синь, печаль изгонишь прочь, И вздымешъ
смертный дух наш ввысь, что изничтожит ночь.
Элрон сосчитал на пальцах слоги и выругался. Как он ни
бился, как ни сжимал и ни коверкал слова последней строчки, все равно она не
укладывалась в размер. Он швырнул перо через всю комнату и уронил лицо в ладони
в картинной позе поэтического отчаяния. Элрон частенько делал это, сочиняя
стихи.
Затем он с надеждой поднял голову, осененный нежданной
мыслью. В конце концов, он уже слагает завершающие строфы своего шедевра, а
небольшое нарушение александрийского стиха только прибавит им выразительности.
Однако… что-то скажут критики?
Элрон терзался сомнениями. Он проклинал тот день, когда
решил запечатлеть грандиознейший труд своей жизни александрийским стихом. Он
ненавидел ямб. Этот размер был так безжалостно правилен и непрощающ, а
пентаметр, точно цепь на шее, немилосердным рывком останавливал его в конце
каждой строчки. «Ода к Голубому» повисла на волоске, покуда ее творец сражался
с угрюмой непреклонностью поэтических размеров.
Элрон не смог бы точно сказать, когда именно начались
душераздирающие вопли и как долго они продолжались. Его мозг, охваченный
творческим безумием, отбросил все внешнее, сосредоточившись на непокорной
строчке. Наконец поэт раздраженно вскочил и, подойдя к окну, взглянул на
озаренные факелами улицы Натайоса. Что это они так разорались?
Солдаты Скарпы, по большей части невежественные и грязные
крепостные, мчались по улице сломя голову и вопя от ужаса, точно стадо блеющих
овец. Что там еще стряслось?
Элрон перегнулся через подоконник, выглянув на улицу. Из
кварталов разрушенного города, которые до сих пор были погребены под зеленью
джунглей, двигался какой-то иной свет. Элрон нахмурился. Определенно, это был
не свет факелов. Бледное, ослепительно белое ровное сияние двигалось, не
колеблясь на ветру, одновременно с нескольких сторон.
И тут Элрон услышал крик Скарпы, перекрывший вопли толпы.
Сумасшедший шарлатан повелительно выкрикивал какие-то приказы, но чернь,
обезумевшая от паники, не обращала на них никакого внимания. Солдаты мчались по
мощеным улицам Натайоса к главным воротам, толкались, выли, дрались, теснились,
пытаясь пробиться к безнадежно забитому людьми проему ворот. За воротами Элрон
разглядел цепочки факелов, растекающиеся в темноте джунглей. Что, во имя Божье,
здесь происходит?
И вдруг он похолодел, в ужасе уставясь на сияющие фигуры,
которые выходили из боковых улиц разрушенного города, неумолимо продвигаясь к
широкой мощеной улице, которая вела к городским воротам. Сияющие! Сияющие,
которые обезлюдили Панем-Деа, Норенджу и Синакву, теперь явились в Натайос!
На миг поэт застыл, а потом его мозг заработал куда быстрее,
чем он мог когда-нибудь вообразить. Бегство было бессмысленно, это он понял
сразу. В воротах так тесно, что даже те, кто уже сумел добраться до них, вряд
ли смогут протиснуться наружу. Элрон метнулся к столу и ударом ладони смял
горевшую свечу, погрузив комнату во мрак. Если в окнах верхнего этажа не будет
света, овеществленному ужасу, что ходит там, на улицах, ни к чему будет
обыскивать дом. Спотыкаясь в темноте, поэт, как безумный, метался из комнаты в
комнату, неистово разыскивая горящие свечи, которые могли бы выдать его.
Потом, решив, что, покуда он в относительной безопасности,
тот, кто в Астеле был известен как Сабр, прокрался назад в свою комнату и
боязливо выглянул из-за подоконника на улицу.
Скарпа, стоявший на полуразвалившейся стене, все еще
раздавал противоречивые приказания бравым полкам, которые видел, вероятно, он
один. Потертый бархатный плащ был наброшен на его плечи, самодельная корона съехала
набекрень.
Неподалеку от него Кизата что-то произносил своим гулким
голосом – заклинание, подумал Элрон, – и пальцы стирика сплетали в воздухе
сложные невидимые узоры. Все громче и громче звучали гортанные стирикские
слова, призывая одному богу известные ужасы сразиться с наступавшими на Кизату
безмолвными сияющими фигурами. Голос стирика сорвался на визг, и он неистово
замолотил руками по воздуху, ускоряя жесты.
А затем один из светящихся пришельцев протянул к нему руку.
Кизата завизжал и отпрянул, но было слишком поздно. Сияющая рука уже коснулась
его. Он отшатнулся, словно едва заметное касание было на деле мощным ударом.
Шатаясь, он повернулся, словно собираясь бежать, и тогда Элрон увидел его лицо.
Поэта затошнило, и он поспешно прижал руки ко рту, чтобы не
выдать себя случайным звуком. Кизата из Эсоса разлагался. Его уже почти
неузнаваемое лицо сползало с черепа, словно расплавленный воск, и влажное пятно
стремительно расползалось по белому стирикскому одеянию. Он сделал несколько
неверных шагов к беснующемуся Скарпе, жадно протягивая к безумцу руки, с
которых уже сползала плоть, обнажая кости. Затем стирик рухнул на камни с
жутким булькающим клокотанием, и его разлагающаяся плоть хлынула сквозь ткань
одеяния.
– Лучники вперед! – повелительно закричал Скарпа
звучным актерским голосом. – Засыпьте их стрелами!
Элрон рухнул на пол и на четвереньках отполз от окна.
– Конница на фланги! – слышал он крик
Скарпы. – Сабли наголо!
Элрон пополз к столу, ощупью шаря в темноте.
– Императорская гвардия! – вопил Скарпа. –
Строевым шагом, марш!
Элрон наткнулся на ножку стола, потянулся выше и лихорадочно
принялся сгребать со стола бесценные листы бумаги.
