Глава 3
Они говорили, говорили и говорили, и каждое «быть может»,
«возможно», «вероятно» или «с другой стороны» заставляло Спархока сильнее
стискивать зубы. Все это были бесплодные рассуждения, чистой воды догадки,
которые двигались по кругу и не приводили к цели. Он сидел в стороне от
остальных, сжимая в пальцах бледно-золотистый локон, и волосы, как живые, с
неясностью обвивали его пальцы.
Конечно же, во всем был виноват он сам. Ему не следовало
разрешать Элане отправляться в Дарезию. Впрочем, дело было не только в этом.
Элане всегда грозила опасность, и все из-за него – из-за того, что он Анакха.
Ксанетия говорила, что Анакха непобедим, но она ошибалась. Анакха был так же
уязвим, как всякий женатый мужчина. Женившись на Элане, он тотчас подверг ее
опасности, опасности, которая будет существовать, покуда она жива.
Ему вообще не следовало жениться на ней. Конечно, он любил
ее, но разве можно было из любви подвергать ее опасности? Спархок мысленно
проклинал свою слабость, которая помешала ему отвергнуть эту нелепую идею, едва
Элана заговорила о ней впервые. Он солдат, а солдатам нельзя жениться
– особенно немолодым, покрытым шрамами ветеранам, у которых за плечами
слишком много лет и слишком много битв и которые успели обзавестись таким
количеством врагов. Может быть, он – старый эгоистичный дурак? Отвратительный
престарелый развратник, который поспешил воспользоваться ослеплением влюбленной
молоденькой девушки? Элана объявила, что умрет, если он ответит ей отказом, но
Спархок-то знал, что этого не случится. Люди умирают от меча или от старости –
но не от любви. Ему следовало рассмеяться ей в лицо и отвергнуть ее нелепый
приказ. Потом он устроил бы ей подходящий брак – подобрал бы ей в мужья
какого-нибудь молодого красивого дворянина с хорошими манерами и более
безопасным занятием. Если бы он сделал это, сейчас Элана была бы в Симмуре, а
не в руках безумцев, колдунов-отступников и чужих богов, для которых ее жизнь
не значит ровным счетом ничего.
А они все говорят, говорят, говорят. Что проку тратить
слова? Выбора все равно нет. Спархок исполнит все указания, потому что от этого
зависит жизнь Эланы. Остальные, конечно, станут спорить с ним, и эти споры только
выведут его из себя. Самое лучшее, пожалуй, взять Беллиом и Халэда и потихоньку
ускользнуть из Материона, не давая им шанса свести его с ума бессмысленной
болтовней.
Точно свежий весенний ветерок коснулся его щеки, и что-то
мягко ткнулось в ладонь, оторвав его от мрачных мыслей.
– Не своей волей прерываю я твои размышления, о сэр
рыцарь, – проговорила, извиняясь, белая лань, – однако нее хозяйка
моя желает говорить с тобою.
Спархок дернулся, изумленно озираясь. Он уже не сидел в
синей гостиной, в Материоне, и голоса друзей растаяли, сменившись негромким
шорохом волн, набегающих на золотистый песок. Его кресло стояло на мраморном
полу храма Афраэли на зеленом островке, что драгоценным изумрудом лежал посреди
моря. Мягкий ветерок веял под радужным небом, и древние дубы, окружавшие
белоснежный храм, тихо шелестели.
– Ты позабыл меня, – упрекнула Спархока кроткая
белая лань, и в ее влажных глазах блеснула печаль.
– Никогда я не позабуду тебя, – ответил он. –
Я всегда буду помнить тебя, о нежное созданье, ибо я люблю тебя всей душой, как
полюбил с первой нашей встречи. – Цветистые слова сами, непрошеные,
срывались с его губ.
Белая лань счастливо вздохнула и положила ему на колени
белоснежную головку. Спархок погладил ее белую выгнутую шею и огляделся.
Богиня-Дитя, облаченная в белое и окруженная сияющим нимбом,
как ни в чем не бывало сидела на ветке ближайшего дуба. Она поднесла к губам
свирель и извлекла из нее коротенькую, почти насмешливую трель.
– Что ты затеяла, Афраэль? – окликнул ее Спархок,
умышленно отбрасывая изысканные слова, которые так и просились на язык.
– Я подумала, что тебе захочется поговорить, –
ответила она, опуская свирель. – Тебе нужно время для самоуничижения?
Может быть, дать тебе хлыст, чтобы ты мог всласть себя побичевать? Спешить
некуда, отец. Это мгновение будет длиться столько, сколько я захочу. – Она
вытянула испачканную травяным соком ножку, ступила в пустоту и хладнокровно
спустилась по несуществующей лестнице на мраморный пол храма. Усевшись на пол,
она скрестила ноги и вновь поднесла к губам свирель. – Надеюсь, музыка не
будет помехой твоим мрачным размышлениям?
– Чем ты, по-твоему, занимаешься? – сердито
спросил он.
Афраэль пожала плечами.
– Тебе отчего-то хочется наложить на себя эпитимью, а
времени на это у нас нет. Я не была бы богиней, если бы не могла исполнять
одновременно несколько желаний, не так ли?.. Сыграть твою любимую мелодию?
– Ты что, шутишь?
– Ничуть. – Она извлекла из свирели новую трель.
Мгновение Спархок свирепо смотрел на нее, затем сдался.
– Мы можем поговорить?
– Ты уже пришел в себя? Так скоро? Поразительно.
Он обвел взглядом остров.
– Где находится это место? – с любопытством
спросил он.
Богиня-Дитя пожала плечами.
– Там, где я захочу. Я повсюду ношу его с собой.
Неужели ты всерьез помышлял об этом, Спархок? Ты и вправду собирался схватить
Беллиом, взять за шиворот Халэда, вскочить на спину Фарэна и помчаться разом во
все стороны света?
– Вэнион и остальные только говорят и говорят, Афраэль,
а разговоры ни к чему не ведут.
– Ты посоветовался с Беллиомом об этой своей блестящей
идее?
– Это мне решать, Афраэль. Элана – моя жена.
– Какой ты храбрый, Спархок. Ты принимаешь решение,
касающееся Беллиома, даже не спросив совета у него самого. Отец, пусть тебя не
обманывает его вежливость. Она – всего лишь следствие архаической речи. Беллиом
не станет делать ничего, что сочтет неверным, как бы сильно ты ни жалел себя, а
если ты будешь упорствовать, ему, чего доброго, вздумается сотворить новое
солнце – в шести дюймах от твоего сердца.
– У меня есть кольца, Афраэль. Приказы отдаю я.
Афраэль расхохоталась ему в лицо.
– Спархок, неужели ты и впрямь веришь, что кольца
что-то значат? У них нет никакой власти над Беллиомом. Это была лишь уловка,
скрывавшая то, что он обладает разумом, – а также волей и собственными
целями. Если он не захочет подчиняться кольцам, он не подчинится, и дело с
концом.
– Тогда зачем же ему нужен я?
