– Кхвай говорит верно, – согласился он. –
Если Улаф-из-Талесии отдал злых Кхваю, я не скажу, что должно быть не
так. – Он поглядел на перепуганного до полусмерти стирика, который
отчаянно пытался соорудить себе хоть какую-нибудь защиту. – Он твой,
Кхвай. Он причинил мне много боли, и я хотел в ответ причинить ему боль, но
если Улаф-из-Талесии сказал, что причинить ему боль – дело Кхвая, да будет так.
– Дитя Беллиома говорит хорошо. Ты человек чести,
Анакха. – Бог огня грозно взглянул на Заласту. – Ты сделал много зла,
человек по имени Заласта.
Заласта уставился на Кхвая испуганно-непонимающим взглядом.
– Скажи ему то, что сказал я, Анакха, – потребовал
Кхвай. – Он должен знать, почему его наказывают.
– Хорошо, Кхвай, – сказал вежливый Анакха и сурово
глянул на отчаявшегося стирика. – Ты принес мне немало страданий,
Заласта, – зловеще проговорил он по-стирикски. – Я хотел отплатить
тебе за всех моих друзей, кого ты совратил или погубил, но Кхвай потребовал
тебя себе, и по разным причинам я намерен удовлетворить его требование. Лучше
бы ты не показывался здесь, Заласта. Вэнион охотился бы за тобой по всему миру,
но смерть – это пустяк, и заканчивается она очень быстро. То, что сделает с
тобой Кхвай, будет длиться вечно.
– Он понимает? – требовательно спросил Кхвай.
– Отчасти, Кхвай.
– Со временем он поймет больше, а у него будет много
времени. У него будет вечность.
И с этими словами ужасный бог огня сдул последнюю жалкую
защиту Заласты и странным, почти ласковым жестом возложил свою громадную ладонь
на голову стирика.
– Гори! – повелел он. – Беги и гори до
скончания дней!
И Заласта-стирик, весь охваченный пламенем и сам пламя, с
криком бросился бежать.
Сочувствующий Анакха вздохнул, глядя, как пылающий силуэт
бежит по заснеженной лужайке, становясь все меньше и меньше, и крик немыслимой
боли и невыразимого одиночества отдаляется вместе с ним, начавшим первый час
своего вечного наказания.
Эпилог
Следующий день с утра выдался холодным и ясным. Солнечный
свет слепяще сверкал на покрытых снегом склонах окрестных гор, и над озером
посреди потаенной долины Дэльфиуса стояла легкая туманная дымка.
Бракосочетание, само собой, отложили, и теперь оно должно было состояться
только этим вечером.
Были, конечно, вопросы, но Спархок утихомирил всеобщее
любопытство, объяснив, что все происшедшее было делом рук Беллиома, а он,
Спархок, лишь послужил ему орудием – что было не такой уж и большой ложью.
День прошел тихо, а когда зашло солнце и вечерние тени вновь
легли на долину, все собрались вновь. Весь день Спархока мучило и дразнило
какое-то странное предвкушение. Что-то обязательно должно было здесь случиться.
Беллиом говорил, что он узрит чудо, а Беллиом не стал бы походя бросаться
подобным словом.
Вечерние тени углубились, и Спархок и прочие мужчины
проводили Вэниона на берег светящегося озера, чтобы дожидаться там невесту и ее
свиту, покуда сияющие пели древний гимн, так грубо прерванный минувшим вечером.
И наконец в воротах появилась невеста. Рядом с нею шла
королева Элении, за ними следовали прочие дамы. Богиня-Дитя кружилась и плясала
в воздухе перед шествием, и чистый голос ее звенел прозрачной флейтой, когда
она вновь посыпала тропу к озеру лепестками цветов.
С лицом торжественным и умиротворенным спускалась Сефрения
по тропе к озеру; и когда маленькая стирикская невеста подошла к человеку,
которого запрещали ей любить две мировые религии, ее собственная богиня
явственно показала, что по крайней мере она одобряет этот брак. На небе только
что начали появляться звезды, и вот одна из них словно заблудилась. Крошечной
кометой слетела к сияющей от счастья Сефрении ослепительная искорка и мягко
опустилась на ее голову мерцающей гирляндой весенних цветов.
Спархок мягко улыбнулся. Сходство с ритуалом, который
проходила Миртаи в обряде Перехода, было чересчур разительным.
«Критик», – упрекнула его Афраэль.
«Я ведь ничего не сказал».
«Ну и не говори».
Сефрения и Вэнион соединили руки, и в этот самый миг слитное
пение дэльфов достигло кульминации. И тогда появилась Ксанетия – она шла прямо
по водам озера, вся охваченная сиянием, и с нею шли еще два сияющих силуэта,
один – сотканный из белого света, другой – из голубого. Благоговейный ропот
пробежал по рядам дэльфов, и они все как один почтительно преклонили колени.
Анара нежно обняла свою стирикскую сестру и целомудренно
поцеловала Вэниона в щеку.
– Умолила я Возлюбленного Эдемуса присоединиться к нам
и благословить сей счастливейший союз, – проговорила она, обращаясь к
собравшимся, – и привел он с собою еще одного гостя, что также пожелал
узреть нашу церемонию.
– Этот гость – тот самый, о ком я подумал? –
шепотом спросил Келтэн у Спархока.
– Ну конечно, – ответил Спархок. – Именно
этот облик он принял в Кирге, разве не помнишь? После того, как я швырнул его в
глотку Клаалю.
– Я тогда был слегка не в себе. Стало быть, именно так
он и выглядит на самом деле? Я имею в виду – если оборвать с него все сапфирные
лепестки?
– Не думаю. Беллиом – дух, а не существо из плоти.
Полагаю, этот облик он принял из вежливости – ради нас.
– Я думал, он уже покинул нас.
– Как видишь, еще нет.
Сияющий силуэт Эдемуса выпрямился, каким-то образом
ухитряясь выглядеть стесненно. Лицо Ксанетии отвердело, и глаза ее сузились.
– Мыслил я о тебе дурно, Сефрения из Илары, –
покаянно проговорил бог дэльфов. – Анара моя убедила меня, что я жестоко
ошибался. Ныне молю я тебя простить меня.
Оказывается, нежная Ксанетия при случае могла проявить
нешуточный характер!
Сефрения благожелательно улыбнулась.
– Разумеется, я прощаю тебя, Божественный Эдемус.
Признаюсь, я и сама не была безвинна.
– Помолимся же все нашим богам, дабы благословили они
союз сего мужчины и сей женщины, – торжественно проговорила
Ксанетия, – ибо мнится мне, что брак сей знаменует рождение веры и
взаимопонимания для всех людей на всей земле.
Спархок не был в этом так уверен, однако, как и остальные,
склонил голову, но не стал обращаться к эленийскому богу.
«Голубая Роза», – мысленно позвал он.
«Ужели ты молишься, сын мой?» – Беллиом явно забавлялся.
